Всего один день. Лишь одна ночь (сборник) - Гейл Форман (2013)

Только я задумалась, куда же пошел Уиллем, как он встает между этими девчонками и мужиками и что-то им говорит. Тихо, но я все равно слышу даже здесь – может, это какой-то актерский трюк. Но поскольку он говорит по-французски, я все равно ничего не понимаю. Но что бы там ни было, это привлекло внимание скинхедов. Они отвечают, и громкое стаккато их голосов эхом отскакивает от стенок пустой гандбольной площадки. Голос Уиллема тих и спокоен, как ветерок, я стараюсь понять хоть слово, но не могу.

Они начинают ходить туда-сюда, и девчонки, пользуясь специально для этого созданным моментом, убегают. Скины этого даже не замечают. Или им все равно. Их заинтересовал Уиллем. Поначалу я думаю, что его очарование просто не знает границ. Что он даже с ними смог подружиться. Но потом я начинаю обращать внимание на тон его голоса, а не на слова. И я его узнаю, потому что именно его я слышала весь день. Он их дразнит. Издевается, да так, что я не уверена, осознают ли они это. Потому что их трое, а он один, и если бы они все поняли, они не стояли бы с ним и не разговаривали.

До меня доносится тошнотворный сладковатый запах алкоголя с едкой ноткой адреналина, и я сразу же чувствую, что они собираются сделать с Уиллемом. И чувствую это так, будто это я на его месте. И меня должен бы парализовать страх. Но этого не происходит. Наоборот, меня переполняет какое-то жгучее, нежное и злобное чувство.

Кто о тебе заботится?

Даже не задумываясь, я достаю из рюкзака самый большой предмет – путеводитель – и стремительно направляюсь к ним. Никто не замечает моего приближения, даже сам Уиллем, так что в моем арсенале элемент неожиданности. А также мощь реакции «бей или беги». Я с такой силой швыряю книгу в мужика, который ближе всех стоит к Уиллему, что он роняет бутылку. А когда поднимает руку к брови, на ней распускается кроваво-красный цветок.

Я знаю, что мне должно бы быть страшно, но я не боюсь. Я на удивление спокойна и рада, что Уиллем после тех нескольких бесконечных секунд снова рядом. У него же, как ни странно, глаза на лоб лезут и отвисает челюсть. Скины смотрят мне за спину, изучая весь парк, словно поверить не могут, что это я на них напала.

И именно это короткое замешательство нас спасает. Уиллем берет меня за руку, и мы бежим.

Прочь из парка, мимо церкви, обратно в дикую мешанину этого райончика, мимо чайных, кафешек и туш животных. Мы перепрыгиваем через залитые водосточные канавы, проносимся мимо стоянки мотоциклов и велосипедов, огибаем фургоны, в которых торговцам привезли цветастую и блестящую одежду и вываливают прямо тюками.

Местные жители останавливаются и смотрят на нас, расступаясь, словно мы спортсмены-олимпийцы или как будто это какая-нибудь гонка белых людей.

Мне должно бы быть страшно. Ведь за мной несутся злые скины; а раньше за моей спиной бегал только папа, когда мы с ним занимались спортом. Я слышу топот их ботинок, синхронный со стуком моего сердца, который звучит аж в голове. Но мне не страшно. Мне кажется, что каким-то волшебным образом мои ноги стали длиннее, что я стала поспевать за Уиллемом. Мне кажется, что я едва касаюсь земли, как будто мы в любой момент можем взмыть вверх и побежать по парижским крышам, где нас никто никогда не тронет.

Я слышу их крики за спиной. Слышу звук бьющегося стекла. Слышу, как что-то пролетает рядом с ухом, и шея становится мокрой, как будто бы все мои потовые железы разверзлись разом. Потом я слышу еще и смех, и топот ботинок резко останавливается.