По его лицу градом катился пот. К груди липли темные лохмотья рубашки. Однако уголок рта дернулся в подобии улыбки.

– Верно, мэм, – ответил Мортон. – Не собираюсь. Элли. Ребенок… в следующем… месяце… Обещал… вернуться.

Я вытерла его лицо краем одеяла.

– Мы сделаем все возможное, чтобы ты вернулся, – заверила я, а потом глянула на адвоката, который наблюдал за происходящим с отпавшей челюстью. – Мистер Форбс, думаю, лучше перенести мистера Мортона в мою палатку. Не найдете для этого пару человек?

Форбс тут же закрыл рот.

– Да. Конечно, миссис Фрейзер. Немедленно.

С места он, впрочем, так и не сдвинулся, мельком бросив взгляд на прилепленный к спине Мортона лист. Я смогла разобрать между пальцами лишь несколько слов, но их хватило, чтобы понять: оскорбительные замечания Джейми о том, что Форбс – содомит, не очень-то верны. «Моя дорогая Валенсия», – начиналось письмо. Я знала только одну женщину с таким именем в окрестностях Кросс-Крика, или даже во всей Северной Каролине. И это была жена Фаркуарда Кэмпбелла.

– Мне ужасно жаль, что так получилось с вашим письмом, – произнесла я и, удерживая взгляд Форбса, тщательно потерла листок, безвозвратно пачкая слова смесью крови и чернил. – Боюсь, она безнадежно испорчена.

Форбс глубоко вздохнул и надел шляпу на голову.

– Ничего страшного, миссис Фрейзер. Я… я приведу людей.

* * *

Вечер принес избавление не только от жары, но и от мух. Привлеченные запахами пота, крови и навоза, они тучами вились над лагерем, всех кусая, везде ползая и гудя самым отвратительным образом. Даже после их исчезновения я продолжала машинально хлопать себя по рукам и шее – чудилась щекотка от их лапок.

Однако они наконец-то улетели. Я оглядела свое маленькое королевство и убедилась, что все дышат, – причем с поразительным разнообразием звуков, – а потом вышла из палатки на свежий воздух.

Люди недооценивают возможность дышать. Я немного постояла с закрытыми глазами, наслаждаясь тем, как легко поднимается и опадает моя грудь. Проведя несколько часов в стараниях, чтобы не дать воздуху проникнуть в грудную клетку Исайи Мортона, и в попытках вдохнуть этот самый воздух Роджеру, я высоко ценила такую привилегию. Они оба не могли вдохнуть без боли – и все же оба дышали.

Остальными серьезно раненными занимались другие хирурги или личный врач губернатора. Те, кто получил лишь мелкие повреждения, уже вернулись к товарищам хвастать будущими шрамами или заливать боль элем.

Я замерла, прислушиваясь – вдалеке раздалась торжественная барабанная дробь, которая резко стихла. Через мгновение тишины последовал пушечный залп.

Братья Линдси, лежащие у костра, подняли головы.

– Что это? – спросила я у них. – Что происходит?

– Хоронят мертвых, миссис Фрейзер, – отозвался Эван. – Не волнуйтесь, ага?

Я помахала им рукой и отправилась к реке. Пение лягушек вторило барабанной дроби. Почести для павших в битве. Интересно, где похоронят повешенных? Там же или в менее почетном месте, если их тела не заберут семьи? Трион не из тех, кто оставит даже врагов на съедение мухам.

Он ведь уже знает. Придет ли он принести извинения? Да и какое извинение тут можно принести? Роджер остался жив благодаря чистой удаче и новой веревке.

И он по-прежнему может умереть.

Коснувшись Исайи Мортона, я почувствовала, как горит пуля, засевшая в легком. Но его яростное желание выжить, несмотря ни на что, горело еще сильнее. Коснувшись Роджера, я ощутила… лишь слабую искорку. Я слушала его свистящее дыхание и представляла выгоревшие угли, среди которых еще тлел только один, готовый вот-вот потухнуть.

«Трут», – пришла мне в голову нелепая мысль. Он нужен, чтобы не дать костру потухнуть. Надо раздуть искру, однако без древесного угля ей не разгореться.

От созерцания камышей меня отвлек скрип колес, и я увидела небольшой фургон, запряженный лошадью.

– Миссис Фрейзер?

Голос я узнала не сразу.