Эйнштейн. Его жизнь и его Вселенная - Уолтер Айзексон (2015)

Судьбой было предрешено, что попытки Эйнштейна построить единую теорию поля не привели к столь значимому результату, который можно было бы добавить к основам физики. Не сработала его удивительная интуиция, ему не удалось предложить мысленный эксперимент или без доказательства понять исходные положения этой теории. Не было ничего, что могло бы помочь отчетливо представить себе намеченную цель. “Идей, способных нам помочь, нет, – жаловался сотрудник Эйнштейна Банеш Хоффман. – Только сложная математика, и Эйнштейн, который годами, один или с помощниками, преодолевает одну трудность за другой только ради того, чтобы обнаружить следующую трудность, поджидающую его”20.

Возможно, эти изыскания были бесполезны. И если бы сто лет назад выяснилось, что и в самом деле единую теорию построить нельзя, их можно было бы посчитать необоснованными. Но Эйнштейн никогда не жалел, что посвятил себя этому делу. Когда однажды коллега его спросил, почему он тратит, возможно безрассудно, время на эти одинокие попытки, он ответил, что, даже если шанс отыскать единую теорию мал, попытаться стоит. Имя себе он уже сделал, заметил Эйнштейн. Он обеспечил себе место в науке, так что может себе позволить пойти на риск и не заботиться о времени. Более молодой теоретик так рисковать не может, поскольку так он может загубить многообещающую карьеру. Поэтому, сказал Эйнштейн, заниматься этим – его обязанность21.

Неудачи, с которыми он раз за разом сталкивался, пытаясь отыскать единую теорию, не уменьшили скептицизма Эйнштейна в отношении квантовой механики. В 1948 году в Институт приехал Нильс Бор, часто выступавший спарринг-партнером Эйнштейна. Во время этого визита Бор потратил часть времени, описывая свои споры с Эйнштейном на довоенных Сольвеевских конгрессах22. Сражаясь в своем кабинете, расположенном этажом выше кабинета Эйнштейна, с текстом статьи, он довел себя до исступления и позвал на помощь Абрахама Пайса. Пока Бор метался по комнате, Пайс урезонивал его и делал заметки.

Когда Бор бывал чем-то расстроен, он иногда начинал бессвязно повторять и повторять одно и то же слово. Вскоре это случилось с именем Эйнштейна. Он подходил к окну и бормотал: “Эйнштейн… Эйнштейн…”

В один из таких моментов Эйнштейн тихонько открыл дверь, на цыпочках вошел в кабинет и сделал знак Пайсу, чтобы тот молчал. Он зашел, чтобы стащить немного табака, который врач запретил ему покупать. Бор, продолжая бормотать, последний раз громко произнес: “Эйнштейн”, – а затем обернулся и обнаружил источник своего беспокойства прямо перед собой. “Не стоит и говорить, что в тот момент Бор лишился дара речи”, – вспоминает Пайс. Через мгновение все расхохотались23.

Другим коллегой, пытавшимся, хотя и бесполезно, обратить Эйнштейна в свою веру, был известный физик-теоретик из Принстонского университета Джон Уилер. Однажды он пришел на Мерсер-стрит, чтобы рассказать о новом подходе к квантовой теории (известной как формулировка квантовой механики через интегралы по траекториям), над которым он работал со своим аспирантом Ричардом Фейнманом. “Я пошел к Эйнштейну в надежде убедить его, что, если смотреть на квантовую теорию с этой новой точки зрения, она представляется вполне естественной”, – вспоминает Уилер. Эйнштейн терпеливо слушал двадцать минут, но, когда тот закончил, произнес столь привычное заклинание: “Я все еще не могу поверить, что Бог играет в кости”.

Уилер дал понять, что расстроен, и Эйнштейн слегка смягчил свой вердикт. “Конечно, я могу ошибаться”, – сказал он медленно, забавно понижая голос. Пауза. – Но, возможно, я заработал право делать ошибки”. Позже он доверительно сказал знакомой: “Не думаю, что доживу до того времени, когда узнаю, кто прав”.