Мама на выданье - Даррелл Джеральд (1996)

Она распахнула дверь, я вошел, и мне ударил в нос застоялый запах денатурата. Квартира мисс Бут-Уичерли состояла из одной большой комнаты, служащей и спальней и гостиной, и прилегающих к ней крохотных кухни и ванной. У дальней стены стояла огромная двуспальная кровать. По случаю жары на ней лежали только простыни, притом такие грязные, что казались черными. Виновник сидел посередине постели — такс, который грыз здоровенную кость, вымазанную кровью и опилками, и который злобно зарычал при виде меня. Все стены были сплошь покрыты старыми пожелтевшими фотографиями в золоченых рамках. У одной стены стояли два массивных дубовых шкафа, а между ними втиснулись стеллажи с поразительной коллекцией аккуратно надетой на колодки обуви. Тут было не меньше тридцати — сорока пар, от грубых башмаков до покрытых блестками вечерних лодочек. У противоположной стены были нагромождены почти до потолка большие кожаные чемоданы (какие в старые времена называли дорожными сундуками), похожие на пиратские сундуки с сокровищами, с выпуклой крышкой, украшенные магическими буквами «БУТ-УИЧЕРЛИ». В окружении этих предметов мебели с трудом разместились маленький стол и три плетеных стула.

— Эти фрукты и сыр мне так приглянулись, что я просто не мог не принести их вам,— сообщил я.— И конечно, цветы хозяйке дома.

Она взяла своими хрупкими ручонками букет, и глаза ее вдруг наполнились слезами.

— Как давно мне не дарили цветов,— пролепетала старушка.

— Это потому, что вы ведете затворническую жизнь,— сказал я.— Если бы вы чаще выходили в свет, у ваших дверей стояла бы очередь мужчин с букетами, я бы не смог пробиться.

Она поглядела на меня, потом довольно рассмеялась:

— Ох и тип вы, как сказал бы мой папочка. Знаете, как польстить старой женщине.

— Ерунда,— бросил я.— Пятьдесят лет не старость, а больше я вам не дам.

Она снова рассмеялась:

— Давненько не видела я таких галантных молодых людей. Очень давно. А приятно. Вы начинаете мне нравиться.

— Очень рад,— искренне отозвался я.— Потому что вы мне уже нравитесь.

С этой минуты я стал другом и наперсником мисс Бут-Уичерли. У нее не было других друзей и не было родственников, немногие знакомые считали ее чокнутой или же у них не было ни времени, ни желания слушать ее бесконечные истории. Я же с увлечением слушал живые, полные сарказма рассказы о былых временах, когда британцы так властно ступали по планете и карты мира были по преимуществу окрашены в розовый цвет, подтверждая этот факт. То был мир, где прочно утвердились солидарность и элегантность, мир неисчерпаемых запасов всяких благ для людей состоятельных, мир, где простолюдины знали свое место, где хороший повар получал тридцать фунтов в год и один выходной в месяц. Мисс Бут-Уичерли возрождала для меня те далекие, неизменно солнечные дни; это было все равно, как если бы вдруг заговорил динозавр. Я стал прилежно навещать ее, отбиваясь от такса Лулу (который всякий раз кусал меня за икры) и потчуя хозяйку фруктами, сыром и шоколадом, кои она просто обожала. Постепенно приучил ее пить бренди вместо денатурата, полагая, что это будет полезнее, если уж она совсем не может бросить пить. К тому же желаемый эффект достигался меньшим количеством бренди, чем денатурата. Поначалу она конечно же принимала бренди только как лекарство, однако вскоре сама стала смело предлагать выпить по рюмочке. Первое время она вообще не признавала бренди, тогда я придумал играть с ней в карты на бутылку. Если она выигрывала, бутылка доставалась ей; если проигрывала, мы вместе отмечали мою победу, и, уходя, я «забывал» бутылку. Во время нашей последней встречи за карточным столом (на другой день мне предстояло покинуть Францию) мисс Бут-Уичерли поведала мне, что она католичка.

— И очень дурная, боюсь,— призналась она.— Уже забыла, когда последний раз посещала мессу. Дело в том, что я считала себя недостойной, очень уж я дурная женщина во многих отношениях.