Под лапой. Исповедь кошатника - Том Кокс (2008)

Я давно понял, что Шипли не занимать котонадменности. Он не обладал взъерошенной красотой Ральфа, хитростью Медведя или способностью Джанета стойко переносить превратности судьбы, зато в энергичности ему не было равных. Наше новое место жительства располагало к пешим переходам, а раз Шипли вдруг обнаружил в себе навыки охоты и любовь к путешествиям, я стал брать его с собой в прогулки по окрестным лугам. Я не посмел оскорбить Медведя предложением присоединиться к такому легкомысленному времяпрепровождению, к тому же у него и так появилось новое страстное увлечение: забираться на крышу домика Ричарда и Кэт, под который тот переоборудовал конюшню, и, прижавшись мордой к застекленной крыше, с тоской смотреть на них сверху вниз. Джанет тоже где-то пропадал – наверное, пытался подружиться с местной лисой. Впрочем, я не хотел выставлять Шипли своим любимчиком и позвал с нами Ральфа.

Честно говоря, я сомневался, годится ли Ральф для ходьбы в быстром темпе – и не только из-за того, что он начнет завывать из-за малейшей перебранки с шетландским пони или джек-рассел-терьером. У меня было такое чувство, что после смерти Брюера Ральф решил продолжить дело брата – в плане убийственной охоты. К счастью, пока он более-менее сдерживался, и мои суеверия по поводу зловещего прошлого Стейз-коттеджа – а здесь когда-то был причал, на котором торговцы мясом развешивали туши охлаждаться, – были напрасны.

Правда, с некоторых пор я заметил его более чем мимолетный интерес к двум лебедям, которые каждое утро кружили у гостиной в ожидании хлебных крошек, но Ральф явно недооценивал масштабы ситуации. Он наблюдал за лебедями с берега, и почти две трети их тел были скрыты под водой или за каменным выступом. Тем не менее для Ральфа они оставались большими птичками, хоть и не такими большими, как на самом деле, а памятуя о Брюере и пойманном им фазане, он наверняка уверял себя, что без проблем справится с этими двумя (см. ниже). И точно, не успели мы добраться до ступенек в конце тропинки, ведущей к лугу, как Ральф краем глаза заметил молочно-белые крылья и пустился к реке.

Шипли с увлеченным видом прошел еще метров пятьсот, однако повернул назад, как только услышал хриплые крики подростков с озера по другую сторону поля. Напевая себе под нос, он поспешил домой, и его вздыбившийся ирокез скрылся из виду. Как я потом рассказал Ди, среди его мявов я расслышал «пойду-ка-я-домой-поем-курочки»; впрочем, скорее всего, мне почудилось.

– Неудивительно, что среди такого разнообразия звуков тебе послышались настоящие слова, – рассудительно заметила Ди.

Поняв, что я расстроился, Ди тут же села за компьютер и стала искать в Интернете кошачью шлейку. Идея показалась мне чересчур амбициозной, но, вспомнив, как двух величественных сиамских котов водили на поводке вокруг палаточного лагеря, где я отдыхал в детстве, я решил попробовать. Ди давно уверяла меня, что у Шипли в предках были породистые кошки. Пусть так, только спокойное отношение к тому, что твою свободу ограничивают и обращаются с тобой будто с той-фокстерьером, генами Шипли не передалось. Думаете, он принял шлейку за удивительно эластичный ошейник? Мы не успели даже надеть ее: Шипли распушил свой ирокез сильнее обычного, намекая, что продолжать эксперимент с нашей стороны неразумно. Смирившись, я вернулся к прогулкам с Нустером, псом Ричарда и Кэт, по привычному маршруту: вокруг близлежащих озер к парку, вверх по холму к поместью Уитлингем-Холл, затем через лес и обратно на луг, где в завершение всего Нустер устраивал десятиминутное «пронырство» (так Ричард и Кэт назвали это невероятно странное развлечение: Нустер внимательно глядел на землю, подняв лапу, и вдруг начинал бросаться на невидимые создания, уползающие в свои подземные норы).