Белларион - Сабатини Рафаэль

— Вам разве мало сказанного мною?

В этот момент в дверях возникла тучная фигура Филиппе Марии, и его появление избавило Беллариона от необходимости изобретать дальнейшие подробности. Его совершенно не смутило потемневшее лицо принца, когда тот увидел их стоящими подозрительно близко друг к другу. Теперь он не сомневался, что честолюбие графини непременно возьмет верх над ее распутством и заставит уехать в Meленьяно, как он на том настаивал. Белларион мог поздравить себя с одержанной победой и ничуть не сожалел об обмане, которым он воспользовался для ее достижения.

Глава V. РАСПЛАТА

Крещенские маскарады давно прошли, железная хватка зимы отпустила землю, и в густом лесу возле Павии, где так любил охотиться Джангалеаццо, на деревьях появились первые почки, когда состояние Беллариона улучшилось настолько, что он начал подумывать о возвращении под Бергамо. Его нога хорошо срослась, колено обрело былую гибкость, и только легкая хромота все еще напоминала ему о недавней травме.

— Мое вынужденное почивание на лаврах чересчур затянулось, — отвечал он на увещевания Филиппе Марии, которому совершенно не хотелось расставаться с человеком, сумевшим своим присутствием скрасить его унылое существование, ставшее еще невыносимее после отъезда графини Бьяндратской и принцессы Монферратской в Меленьяно.

Но Филиппе Марии не суждено было остаться в одиночестве. Накануне намеченного отъезда Беллариона в Павию принесли самого Фачино, которого свалил приступ жесточайшей подагры в тот самый момент, когда он уже собирался пожинать плоды своей долгой и терпеливой осады.

Он сильно похудел, его изможденное лицо приобрело землистый оттенок, и в волосах пробивалась густая седина. Фачино мучили сильные боли, его немедленно уложили в постель, и он клялся, что подагра добралась до самых кишок.

— Момбелли предупреждал меня об этом, — заявил он.

— А где Момбелли? — спросил Белларион, стоявший рядом с Филиппе Марией возле его постели с шелковым балдахином.

— Момбелли, черт бы его побрал, уехал месяц назад, когда я еще чувствовал себя хорошо, к герцогу, который захотел полечиться у него. Я уже послал за ним, но, пока он доберется сюда, мне нужен хоть какой-нибудь местный врач.

Фачино негромко застонал. Когда приступ прошел, он прохрипел:

— Слава Богу, что ты успел поправиться, Белларион. Немедленно отправляйся в армию. Сейчас там распоряжается Карманьола, но я велел ему передать тебе руководство осадой, как только ты приедешь туда.

Через два дня Белларион прибыл в огромный палаточный лагерь, разбитый под стенами Бергамо над бурными водами Серио. Как Белларион и предполагал, Карманьола отнюдь не обрадовался его появлению, однако не осмелился ослушаться приказа своего синьора и немедленно сложил с себя командирские полномочия.

Белларион ознакомился с диспозицией и не стал ничего менять. Ему оставалось только довести до конца начатое Фачино и продолжать сжимать кольцо осады вокруг города, защитники которого уже находились в столь плачевном состоянии, что штурм не имел никакого смысла.

А еще через неделю в лагерь въехал усталый, забрызганный грязью после бешеной скачки всадник и потребовал немедленной аудиенции у Беллариона. Двое швейцарских алебардщиков ввели его в просторный и уютно обставленный шатер, где Белларион отдыхал на покрытой медвежьей шкурой кушетке с прекрасно иллюстрированным экземпляром «Сатир» Ювенала

note 110в руках, которую ему подарил на прощанье Филиппе Мария. Он поднялся навстречу своему посетителю и, узнав в нем Джованни Пустерлу Венегоно, сделал знак швейцарцам удалиться. По лицу Беллариона пробежала тень — появление Венегоно было недобрым знаком.

— Я привез плохие новости, синьор граф, — устало проговорил Пустерла, подтверждая его предчувствия.