Звонок мертвецу. Убийство по-джентльменски (сборник) - Джон Ле Карре (1961, 1962)

Мендель в ответ лишь кивнул с серьезным выражением лица, и Смайли смог продолжить. Он чувствовал, что вещает несколько высокопарно, но не знал, как этого избежать.

— Самое трудное время началось незадолго до последней войны. Ужасный период для Германии, где царила вакханалия нетерпимости. В таких условиях было бы чистым безумием пытаться вербовать кого-то самому. Мой шанс заключался в том, чтобы держаться как можно незаметнее, быть социально и политически бесцветной фигурой, а кандидатов отбирать, чтобы на контакты с ними выходил кто-то другой. Некоторых из них я привозил на студенческие каникулы в Англию, но при этом исключал всякие контакты со своим ведомством, потому что понятия не имел, насколько эффективно работала тогда германская контрразведка. Я не знал, кого из отобранных мной людей в итоге вербовали, и так было лучше для всех — ведь меня в любой момент могли разоблачить.

Но если переходить к самой сути, то начало моей истории относится к тридцать восьмому году. Как-то летним вечером я сидел в своей комнате. Стояла прекрасная погода — теплая и безветренная. О фашизме можно было на какое-то время забыть вообще. Я работал, сидя у окна, в одной рубашке, причем трудился не слишком усердно — уж слишком славный выдался вечерок.

Он сделал паузу, почему-то слегка смутившись, и поболтал портвейн в бокале. На щеках у него выступили два розовых пятна. Он чувствовал себя слегка пьяным, хотя выпил совсем немного.

— Да, продолжим, — произнес он, чувствуя нелепость своего поведения. — Простите, если мысли у меня немного путаются… Так вот, я сидел за столом, когда в дверь постучали и вошел совсем юный студент. Вообще-то ему уже исполнилось тогда девятнадцать, но выглядел он моложе. Звали его Дитер Фрей. Он занимался в моем семинаре, был умненьким мальчиком, к тому же удивительно привлекательным.

Смайли снова помедлил, глядя перед собой. Возможно, его собственное ранение и ощущавшаяся теперь слабость вызвали настолько живое воспоминание.

— Дитер был красивым мальчиком с высоким открытым лбом и непослушной густой черной шевелюрой. Однако нижняя часть его тела была деформирована, поскольку он перенес детский церебральный паралич. Он ходил с тростью, тяжело опираясь на нее при каждом шаге. Вполне естественно, что в небольшом университете Дитер стал известной личностью с налетом байронического романтизма и тому подобного. Немцам вообще свойственна склонность создавать себе юных гениев от Гердера до Стефана Георга — им всегда нужен кто-то, чтобы объявить его великим чуть ли не с колыбели. Но Дитер не позволял излишне возвеличивать себя. В нем жил дух яростного стремления к независимости, безжалостности к себе, который отпугивал любого, кто хотел ему покровительствовать. И этот защитный панцирь он носил не только из-за инвалидности, но и в силу расовой принадлежности, поскольку был евреем. Я так и не понял, каким образом ему удавалось тогда сохранять за собой место в университете. Возможно, руководство не знало о его еврейских корнях, а южный тип лица Дитера при желании можно было отнести, пожалуй, к итальянскому, но мне в это плохо верится. Лично я понял, что он еврей, с первого взгляда.

Кроме того, Дитер был социалистом. Причем не скрывал своих взглядов даже в те времена. Я одно время рассматривал его как потенциального агента, но мне казалось пустой тратой времени вербовать человека, который в любой момент мог отправиться в концентрационный лагерь. К тому же личностью он был увлекающейся, делавшей порой поспешные выводы, слишком яркой и неумеренно тщеславной. В университете он возглавлял почти все студенческие общества — ораторское, политическое, поэтическое и так далее. Ему удавалось добиваться успехов даже в спорте. Он ухитрялся воздерживаться от спиртного в учебном заведении Германии того времени, где высшей доблестью мужчины считалось не просыхать почти весь первый курс.