Лесная герцогиня - Вилар Симона (1997)

Он кричал и сыпал проклятиями, а под конец таки обрушил свою секиру на резной поставец. Дернул с яростью, вырывая оружие. Выбежал, опрокинув светильник у дверей. Ренье машинально затоптал огонь. Как ни странно, буйство Матфрида подействовало на него успокаивающе. Обычно он всегда брал верх над своими подданными тем, что умел хладнокровно обуздать их порывы. Но, боже, дай ему немного сил. Как ноет сердце…

Он повернулся и уже более спокойно стал отдавать распоряжения. Когда в дверях появились молодой Исаак из Комбре и Рикуин Верденский, герцог был уже почти спокоен или казался таковым.

– Мы уезжаем, – сказал он медленно, вздохнул, прижимая руку к сердцу. Оно болело все сильней, но он запретил себе об этом думать. – Нам надо уехать, поспешить в Лотарингию и сделать все, чтобы никто не знал о моей женитьбе. По крайней мере до той поры, пока все не забудется и я не докажу, что Эмма никогда не была женой Роллона. Вы поможете мне сохранить тайну?

Они глядели на него. Белокурый Исаак чуть насмешливо, Рикуин – близоруко щурясь, машинально позвякивая пластинами на наборном поясе. Но Ренье понимал, что может рассчитывать на их молчание. Ибо они оба были на его стороне в борьбе с сыном. Исаак потому, что был врагом Гизельберта, а Рикуин потому, что был родственником Ренье по отцу и мог стать его наследником в случае, если Ренье пойдет на окончательный разрыв с сыном.

Ренье запахнулся в дорожную накидку, стал застегивать фибулу на плече.

– Исаак, сейчас ты поскачешь догонять Матфрида. Уговори его любыми способами и обещаниями молчать о моей супруге. Мой авторитет должен оставаться непоколебимым. И ты поможешь мне в этом. Не так ли, мой мальчик?

Исаак все так же насмешливо улыбался.

– Думаю, что смогу убедить его, хотя это будет непросто. Однако чем вы оплатите эту услугу?

Ренье ссутулился, опираясь об стол. Мальчишка, волчонок!.. Знает, когда больнее укусить. И Ренье понимал, чего от него ждет Исаак.

– Мое аббатство в Мальмеди. Оно станет твоим, если ты останешься мне верен.

Лучшая церковная вотчина, которой он владел. Исаак давно зарился на нее. Что ж, сейчас не до церемоний. Превозмогая боль, Ренье выпрямился. Поймал торжественную улыбку наглеца, кивнул, когда тот, поклонившись, вышел.

И тут он увидел Эмму. Она стояла в высоком проеме двери, нарядная и прекрасная, как видение, и изумленно глядела на царящую вокруг суматоху. Потом перевела взгляд на Ренье.

– Мессир?..

Что-то в ее облике опять напомнило Ренье испуганного олененка. Эта настороженность, напряженная сдержанность в движениях, испуг в огромных ланьих глазах. Лань, которую он так давно хотел загнать, выслеживал ее, как охотник, ставил на ее пути ловушки, загонял в тенета. И вот эта лань оказалась заразным животным, от которой проказа позора перекинулась на него. И Ренье едва не задохнулся от ненависти к этой самке. Он ведь всегда ее ненавидел: и когда только поставил цель сделать ее своей женой, и когда она ускользнула от него, и когда хотела обмануть его, пытаясь сделать сообщником своего возвращения к Роллону.

Ему всегда приходилось идти вопреки своим желаниям, чтобы однажды возвыситься за ее счет. Он презирал эту женщину, но вынужден был добиваться. А она лишь молча наблюдала, как он слаб, или безразлично отдавала ему себя, словно делала одолжение. Он возвеличил ее, сделал герцогиней, а она была лишь снисходительна. И она не справилась с единственным, что от нее требовалось, – не смогла отстоять свое право на род Каролингов, не смогла крикнуть во всеуслышанье, что никогда не знала Ролло Нормандского!

И вот теперь она здесь. В короне Каролингов, которую он сам на нее надел!..