Лесная герцогиня - Вилар Симона (1997)

Она не удосужила его ответом, и тогда он вдруг резко притянул ее к себе, прижал, что она даже была не в силах вырваться. И – о, небо! – у нее не было никакого желания вырываться. Бруно словно понял это. Глаза его странно заблестели.

– Если вам нужен мужчина, то незачем ехать в соседнюю долину. В Белом Колодце найдется тот, кто сможет утешить вас.

Он тяжело дышал, его рука сжимала ее грудь так, что ей стало больно. Эмма заставила взять себя в руки.

– Уж не себя ли ты имеешь в виду, Бруно?

– Чем же я вам не подхожу, госпожа?

Она стала вырываться.

– Вот-вот, помни – госпожа! И отпусти меня. Смерд!

Звон пощечины показался оглушающим. Бруно, словно опешив, разжал руки. И Эмма тотчас обежала вокруг лошади. Взволнованно глядела, как темнеет лицо старосты.

И тут раздался плач Герлок. Еще не понимая, что происходит, она испугалась, стала звать маму. Эмма подхватила малышку на руки, успокаивала. Бруно тоже словно пришел в себя. Все так же хмуро глядя на Эмму, застегнул подпругу.

В это время в дверях возник светлый силуэт Видегунда. Он принес в имение дичь, как нередко делал в последнее время. Ноги его были забрызганы тиной, на поясе – мертвые куропатки с разинутыми клювами. А лицо – все то же спокойное выражение белокурого духа лесов, светлого ангела. Однако что-то мелькнуло в его глазах, когда он переводил взгляд с Бруно на Эмму.

Позже, когда он вел иноходца Эммы под уздцы, а Герлок, сидя перед матерью, радостно попискивала, довольная прогулкой, он вдруг поинтересовался, не посмел ли староста повести себя непочтительно с госпожой.

– Нет, – спокойно ответила Эмма, а через минуту спросила, какое ему, Видегунду, дело до этого.

– Никакого, – ответил юноша. – Но эти черные люди не смеют глядеть на вас, как на обычную женщину. Вы будто Небесная Дева – возвышенная и прекрасная.

Эмма помолчала, раздумывая. Вспомнила, как Видегунд сам отшатнулся от нее, словно в страхе святотатства, когда ее потянуло к нему. Да что он понимает, этот дикарь! Она ведь вовсе не святая. Она женщина с горячей кровью и трепетным сердцем, со всеми человеческими слабостями.

Но когда заговорила, голос ее звучал спокойно. Напомнила Видегунду о сделанной им статуе Девы Марии в монастыре. Он-то ведь резал ее с реальной женщины, Эрмоарды, своей жены, которую он смел касаться, даже жил с ней.

– Эрмоарда не оправдала моих упований, – с какой-то злостью произнес юноша. – Вы и не представляете, как безобразна она стала под конец. Конец… – тише добавил он. И вдруг взорвался. – Я видеть теперь не могу эту статую. Ее надо разбить!

Эмма еще ни разу не видела его таким возбужденным. Стала успокаивать: статуя вдохновляет людей на молитву, а значит, память о его юной жене, о ее красоте несет людям успокоение и мир. Но Видегунд только мрачнел. На его жену напал оборотень – вспомнила Эмма и умолкла, чтобы не будить память боли в ранимой душе лесного юноши.

Они расстались на перевале у креста. Видегунд не хотел идти в долину. Оглядываясь, Эмма видела, как он припал к распятию, жарко молился. Дикий человек. Что-то гнетет его. Жаль, что ей не удалось уговорить его спуститься в монастырь. Отец Седулий всякий раз очень радовался, когда Видегунд посещал его обитель. Он знал Видегунда с детства и, видимо, искренне любил и жалел юношу.