Выживший роман о мести - Майкл Панке (2002)

* * *

Гласс ступил за ворота, в темной ночи за спиной лязгнул засов. Он длинно выдохнул, в морозном воздухе повисло облачко пара и тут же рассеялось от легкого ветра. У реки маячил в седле Манде-Пачу – при звуке закрываемых ворот он тронул коня и подъехал ближе.

Гласс, вытащив новый нож, прорезал дырку в одеяле и просунул в нее голову, получился плащ. Засунув руки в пушистые рукавицы, он глянул на мандана, не зная, что сказать. Чужих ошибок не искупишь, не застревать же по пути на каждом шагу… Своих дел у него не меньше, да и время не ждет.

Хью вложил новый нож в руки мандану и просто сказал:

– Спасибо.

Манде-Пачу взглянул на нож, затем на Гласса, пытаясь в ночной тьме поймать его взгляд. Гласс, повернувшись прочь, зашагал вверх по Миссури.

Глава 19

3 декабря 1823 года

Джон Фицджеральд шагал к тому месту, где предстояло нести караул, – чуть ниже форта Юнион. Хряк исправно стоял там на часах, с каждым выдохом распространяя вокруг себя облака пара, медленно тающие в морозном воздухе.

– Моя очередь, – заявил Фицджеральд почти весело.

– Чего такой радостный? Полюбил вдруг стоять в карауле? – буркнул Хряк и побрел к лагерю, предвкушая целых четыре часа сна перед завтраком.

Фицджеральд закинул в рот изрядный кусок табаку – крепкий аромат дразнил нёбо, успокаивал взбудораженные нервы, и Джон дал себе время насладиться вкусом. Выплюнув наконец табак, он вздохнул полной грудью. Ночной воздух пощипывал легкие, но сейчас Джону холод не мешал: холод – желанный спутник безоблачного неба, а Фицджеральду именно это и нужно. Луна, выросшая до трех четвертей, заливала ярким светом реку и обещала помочь в задуманном.

Выждав полчаса после начала стражи, Фицджеральд осторожно подошел к ивам, где раньше успел спрятать припасенное: мешок бобровых шкур на продажу, двадцать фунтов вяленого мяса, три рога пороха, сотню свинцовых пуль, котелок, два шерстяных одеяла и, разумеется, кентуккскую винтовку. Перетащив добро к воде, он пошел за лодкой.

По берегу он пробирался осторожно, опасаясь, как бы капитан Генри не послал кого-нибудь за ним проследить, – уж кому-кому, а капитану палец в рот не клади. Из-за всегдашнего невезения, преследующего Генри, на отряд по-прежнему сыпались неудачи, так что Фицджеральд временами дивился, почему еще не все перемерли. Коней сохранилось всего три, на дальние угодья не выехать – а вблизи все зверье давно перебили. Многочисленные попытки Генри выторговать лошадей у местных племен (а точнее – вернуть своих же, украденных) неизменно заканчивались провалом. Бизоны не попадались уже несколько недель, отряд питался жилистым антилопьим мясом.

Последней каплей для Фицджеральда стала весть, которую ему шепнул на ухо Крепыш Билл:

– Капитан подумывает идти вверх по Йеллоустоун до Бигхорн – засесть в остатках форта Мануэля Лизы.

Фицджеральд понятия не имел, сколько отсюда до реки Бигхорн, зато хорошо знал, что ему туда не надо. Хотя жизнь на западных окраинах оказалась не такой страшной, как он воображал при отбытии из Сент-Луиса, ему давно опротивели и дурная кормежка, и вечный холод, и скученные ночевки с тремя десятками немытых мужиков, и вечный риск нарваться на индейскую пулю. Он стосковался по вкусу дешевого виски и запаху дешевых духов, а семьдесят долларов золотом – цена за заботу о Глассе – прямо-таки просились на игорный стол. Фицджеральд надеялся, что за полтора года про него забыли и в Сент-Луисе, и южнее, – и намеревался это выяснить как можно раньше.

Два каноэ, выдолбленные каждое из цельного бревна, Фицджеральд обследовал еще несколько дней назад и решил, что меньшее сработано крепче и к тому же им легче управлять на стремнине, особенно в одиночку. Он осторожно перевернул лодку, положил внутрь оба весла и дотащил каноэ до воды.