Как выжить в старшей школе - Мелисса де ла Круз, Леле Понс (2017)

– Но ты никогда ничего не делала со своими волосами.

Она чуть ли не хрюкает от смеха. Очаровашка.

– Если бы я ничего не делала с волосами, они были бы серыми, как летучая мышь, – говорит мама.

– Это такое выражение, что ли? Разве летучие мыши не черные?

– Понятия не имею. – Она пожимает плечами и проводит рукой по своим смоляным локонам. И как так получилось, что я блондинка? Может, меня удочерили?

Она везет меня в «Джанини», парикмахерскую на Эспаньола-Вей. Поверить не могу, что мама бывала здесь годами, но ни разу не взяла меня с собой! Во вселенной парикмахерских это просто рай. Большие фарфоровые ванны и блестящие полы из гранита, в воздухе витают успокаивающие ароматы лаванды и жимолости, на тумбах возлегают белые ангелочки. Я могла бы здесь жить.

– Hola, hola[10]! – Из-за черной занавески появляется высокий женоподобный мужчина с идеально зачесанными назад волосами. Он одет в фартук, где нашлось место всем парикмахерским инструментам, какие только можно вообразить, блестящим и серебристым. Должно быть, это и есть Хуан.

– Хуан, дорогой! – восклицает мама, когда он притягивает ее к себе, чтобы поцеловать в щеку.

– Как же я рад тебя видеть, Анна. А это кто?

– Это моя дочь, Леле. Она хочет новую модную прическу. Конечно, я посоветовала ей обратиться к Хуану.

– Ну а к кому же еще? – Они смеются, как старые друзья. – Леле, скажи мне, что у тебя на уме? Какой образ хочешь?

– Изысканный и утонченный, – бормочу я.

Он ахает и хлопает в ладоши.

– Ни слова больше! Я все понял!

Хуан одним движением усаживает меня в кресло и приступает к работе. Пока он моет, режет, накручивает фольгу, я расслабляюсь под его умелыми руками и медленно погружаюсь в транс, зная, что скоро стану Леле 2.0.

– Ну, что скажешь? – спрашивает Хуан, казалось бы, всего через несколько секунд. Он разворачивает меня лицом к зеркалу, и к своему бесконечному, леденящему кровь ужасу я вижу, что стала лысой.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

Я просыпаюсь с криком и вся в поту, сердце колотится со скоростью бегущих в паническом страхе диких животных.

О боже, это был всего лишь сон. Я касаюсь лица, шарю руками по одеялу, хватаю свои длинные, прекрасные волосы. Это по-настоящему? Да, теперь я не сплю; нам ничто не грозит. Ну и кошмар!

– Бедняжки мои! – восклицаю я и подношу пряди волос к губам, чтобы поцеловать.

Хм, может, мне и не нужна стрижка. Совсем не хочется рискнуть и вдруг стать лысой! Но я собираюсь измениться, показать всем, что могу быть очаровательной, привлекательной, популярной. Я человек, мне нужна любовь, как и всем остальным. Верно, Моррисси[11]?

На часах на прикроватной тумбочке светятся неоновым зеленым три ноль-ноль. Как обычно! Ненавижу три ночи, мое самое нелюбимое время. Из всех двадцати четырех часов это, несомненно, худший час, хотя обычно в нем нет ничего особенного, потому что в это время вы спите. Но сегодня мне не повезло. В девятом классе мы читали роман Рэя Брэдбери «Надвигается беда», и там были строчки о том, что три часа ночи – это время, когда наше сердце бьется настолько медленно, что мы ближе к смерти, нежели к жизни. Наверное, я тут сильно переврала, но суть в том, что эти слова очень травмировали мою психику. Теперь три ночи кажутся мне эдаким зловещим часом, который лучше всего переспать. Все эти тени и полнейшая тишина – от них прямо мороз по коже.

Взять на заметку: больше никогда не просыпаться в три ночи.