Курс любви - Ален де Боттон (2016)

Подобные рецепты, одновременно трогательные и запретительные, не испарились полностью с падением когда-то утверждавшей их веры. Отрезанные от своего откровенно теистического обоснования, они, как представляется, были впитаны романтической идеологией, ставящей принцип половой верности на такое же престижное место, что и любовь. И в светском мире моногамия объявлена необходимостью и венцом чувственной преданности и добродетели. Наш век отчаянно поддерживал необходимую для зарождения христианства позицию: истинная любовь должна сопровождаться идущей от всего сердца половой верностью.

Рабих с Кирстен направляются домой, вышагивая неспешно, рука об руку, временами останавливаясь, оглядывая витрины. День обещает быть изумительно теплым, море кажется бирюзовым, почти тропическим. Первой идет в душ Кирстен, а когда они возвращаются в постель, чувствуют, что после долгой и напряженной недели заслуживают того, чтобы себя побаловать. Они обожают придумывать всякие истории во время половой близости. Кто-то один делает подачу, потом другой принимает, идет вперед и пасует обратно для дальнейшей обработки. Сценарии, случается, доходят до крайностей.

– Уроки кончились, и класс пустой, – начинает как-то Кирстен. – Ты попросил меня задержаться, чтоб мы могли пробежаться по моему сочинению. Я стесняюсь и легко краснею – наследие моего строгого католического воспитания…

Рабих добавляет детали:

– Я учитель географии, специализирующийся на ледниках. Руки у меня трясутся. Я трогаю твое левое колено, едва осмеливаясь верить в такое…

До сих пор они сочиняют истории вдвоем, живописуя затерявшегося альпиниста и находчивую женщину-врача, их друзей Майка и Бел, летчицу и ее сдержанного, но любопытного пассажира. Поэтому нет ничего необычного в том, что сегодня утром Рабих изобразил в воображении официантку, распятие и кожаный ремень.

Хотя слухи о том с трудом пробиваются в респектабельные круги, существует альтернатива христианско-романтическому догмату о вечной неделимости секса и любви. С позиции распутников, отрицается какая-либо врожденная или логическая связь между любовью к кому-то и непременной сексуальной верностью. Эти развратники исходят из того, что может быть вполне естественно и даже полезно для партнеров время от времени вступать в половые отношения с чужаками, к кому они не испытывают романтических чувств, но к кому они тем не менее ощущают сильное влечение. Секс не должен быть всегда связан с любовью. Порою он может – утверждает эта философия – быть чисто физическим (и даже физкультурным) упражнением, не имеющим существенной эмоциональной значимости. Вот и приходят к выводу последователи этой теории: абсурд, что человек должен вступать в половую связь лишь с тем, кого любит, как и абсурдно требовать, чтобы человек играл в настольный теннис или бегал трусцой только с одним партнером.

В нынешнем веке это по-прежнему остается мнением меньшинства.

Рабих выстраивает сценку:

– Итак, мы в небольшом прибрежном городке в Италии, может быть, в Римини. Едим мороженое, может быть, фисташковое. И тут ты замечаешь застенчивую официантку, по-настоящему дружелюбную и проявляющую о посетителях заботу естественно, одновременно по-матерински и восхитительно девственно наивно.

– Ты имеешь в виду Антонеллу.

– Не обязательно.

– Рабих Хан, заткнись! – глумится Кирстен.

– О’кей, пусть тогда – Антонелла. И вот мы предлагаем Антонелле, когда у нее закончится смена, прийти к нам в гостиницу выпить граппы. Она польщена, но несколько смущена. Понимаешь, у нее есть ухажер, Марко, механик в местных автомастерских, который очень ревнивый, но необыкновенно слабый любовник. Есть кое-какие штучки, которые ей давным-давно хотелось попробовать, но он наотрез отказывается. Штучки же у нее из головы не выходят, и, в частности, потому она принимает наше необычное предложение.

Кирстен молчит.