Дом на берегу - Дафна дю Морье (1968)

Я пожалел, что еду не на «триумфе», а на бьюике — он слишком бросался в глаза. Поддавшись внезапному порыву, я остановил машину возле моста, пониже мельницы, и, пройдя немного вверх по тропе, перелез через ворота в изгороди и очутился на поле, что вело к Граттену. Я знал, что прежде чем возвращаться домой, мне следует задержаться ненадолго здесь, среди пригорков, потому что как только я окажусь в Килмарте, дальнейшее трудно предугадать; последний эксперимент мог иметь для меня самые непредвиденные последствия. Мне хотелось унести с собой образ Тризмиллской долины — такой, какой она была сейчас, в последние дни августа под лучами солнца, — предоставив своему воображению и памяти дорисовать картину, вернув назад, на свое место, извилистый ручей и бухту, и причал под горой, на которой стоял давно исчезнувший дом. На полях Церковного парка, за Граттеном, велась жатва, но здесь, за изгородью, трава была нетронута и паслись коровы. Я дошел до первого куста утесника, вскарабкался на вал, окружавший это место, и посмотрел вниз на травяной покров, где когда-то проходила дорожка, прямо под окном зала, и где, взявшись за руки, сидели Изольда и Бодруган.

Там лежал и курил сигарету какой-то человек, под головой у него вместо подушки была сложенная куртка. Не веря своим глазам, я уставился на него, полагая, что мое чувство вины и неспокойная совесть, должно быть, вызвали этот образ из ничего; но нет, я не ошибся. Человек был самый что ни есть настоящий, и это был доктор Пауэлл.

Какое-то время я стоял и смотрел на него, затем не спеша, безо всякого злого умысла, но полный решимости, я отвинтил набалдашник трости и вынул оттуда стопку. Я проглотил свою последнюю дозу и вставил стопку обратно в трость. Затем спустился с насыпи и подошел к нему.

— Я полагал, вы отправились с семьей на северное побережье заниматься серфингом.

Он тут же сел, и я впервые за все время нашего с ним знакомства испытал огромное удовлетворение оттого, что застал его врасплох — ситуация для него была не из легких.

Он быстро взял себя в руки, удивленное выражение на его лице сменилось располагающей улыбкой.

— Я передумал, — спокойно сказал он, — отправил их одних. Вы, похоже, поступили так же.

— Значит, Вита все-таки меня опередила. Она не теряла времени даром.

— Причем здесь ваша жена?

— Разве она не звонила вам из Дублина?

— Нет.

Теперь настал мой черед удивленно уставиться на него.

— Тогда какого же черта вы тут торчите? Поджидаете меня?

— Я не поджидал вас. Просто решил, что чем бросать вызов бурунам Атлантики, лучше немного изучить вашу территорию. Похоже, чутье меня не подвело, и вы сами можете показать мне окрестности.

Мое превосходство уже не было столь очевидным, а уверенность таяла на глазах. Казалось, он разыграл мою собственную карту, и теперь игра складывается в его пользу.

— Послушайте, — сказал я, — разве вы не хотите узнать, что произошло в аэропорту?

— Да нет, не очень, — ответил он мне. — Я знаю, что самолет вылетел, потому что позвонил в Эксетер и проверил это. Улетели вы на нем или нет, мне не могли сообщить, но я знал, что если вы не улетели, то направитесь назад в Килмарт, и если я заявлюсь на чашку чая, то найду вас в подвале. Однако с полчаса назад жгучее любопытство привело меня сюда.

Его снисходительная самоуверенность разозлила меня, но еще больше, пожалуй, я был зол на самого себя. Если бы я поехал другой дорогой, если бы не отправился через Тризмиллскую долину, не поддался внезапному порыву сентиментальности, я бы благополучно вернулся в Килмарт и имел бы в запасе по меньшей мере полчаса, прежде чем туда нагрянул бы доктор Пауэлл.

— Ладно, — сказал я. — Я признаю, что скверно обошелся с Витой и мальчиками, и, вероятно, она сейчас тщетно названивает вам из дублинского аэропорта. Одно не укладывается у меня в голове, как это вы дали мне уехать, зная, что может произойти. На вас лежит почти такая же вина, как и на мне.