Дом на берегу - Дафна дю Морье (1968)

Епископ, проницательный и настороженный, подмечал каждую мелочь. Он напоминал мне генерала, прибывшего с проверкой нового личного состава и мысленно делающего свои выводы относительно каждого из офицеров: Шампернун — устарел, заменить; Бодруган — добрый вояка, но своенравен, недавно бунтовал против короля; Карминоу — тщеславен и угодлив, с ним надо держать ухо востро. Что же касается приора — позвольте, уж не пятно ли от соуса у него на платье? Могу поклясться, что епископ тоже заметил его. Через минуту его взгляд уже скользнул по головам других собравшихся, рангом пониже, и остановился на полулежащей фигуре приходского священника. Я надеялся, что обход не дойдет до монастырской кухни или, еще того хуже, комнаты самого приора.

Сэр Джон поднялся с колен и в свою очередь принялся представлять тех, кто приехал с ним.

— Ваша милость, мой брат, сэр Оливер Карминоу, член королевской парламентской комиссии, и его супруга Изольда. — Он подтолкнул вперед своего брата, который, судя по красному лицу и бессмысленному взгляду, провел все часы ожидания высокого гостя в винном погребе вместе с приходским священником.

— Ваша милость, — сказал тот и преклонил колено, но не слишком низко, видимо, из опасения, что, поднимаясь, может потерять равновесие.

На вид он казался симпатичней сэра Джона, хоть и был навеселе: выше ростом, шире в плечах, с мужественным подбородком — явно не из тех, кто уступает в споре.

— А вот от этой я бы не отказался, будь у меня право выбирать, — восхищенно прошептал мне кто-то в самое ухо.

Роджер, мой проводник, снова стоял рядом, но говорил он не со мной, а со своим приятелем. В его способности направлять мои мысли, всегда возникать рядом как раз тогда, когда я меньше всего ожидал его увидеть, было что-то свёрхъестественное. Впрочем, надо отдать должное его вкусу. Мне стало любопытно, догадывалась ли она о его отношении — во всяком случае, когда она поднялась после реверанса и поцеловала руку епископа, она посмотрела прямо на нас.

Изольда, жена сэра Оливера Карминоу, не носила головного убора: ее золотистые волосы, заплетенные в косы в виде двух петель, были перехвачены обручем с драгоценными камнями, который был надет поверх ажурной сетки. И одевалась она не как все: на ней не было плаща, как у других дам, и платье, не такое широкое в юбке, лучше обрисовывало фигуру, а длинные узкие рукава спускались ниже запястья. Вероятно, оттого, что она была моложе остальных присутствующих дам (от силы лет двадцать пять — двадцать шесть), мода играла гораздо большую роль в ее жизни, хотя если и так, сама она, похоже, не осознавала этого и носила свои изысканные наряды с небрежным изяществом. Я никогда в жизни не видел более прелестного и более скучающего женского лица, и когда она безо всякого интереса обвела взглядом нашу компанию, точнее сказать, Роджера и его приятеля, губы ее чуть заметно дрогнули, и я понял, что она с трудом сдерживает зевоту.

Думаю, каждому случается однажды в жизни увидеть мелькнувшее в толпе лицо и на всю жизнь запомнить его, а если очень повезет, можно спустя какое-то время случайно повстречать его вновь в ресторане или на вечеринке. Такая встреча зачастую разрушает все чары, и волшебство исчезает. Но мне это не грозило. Я взирал сквозь века на живое воплощение Шекспировской «девы несравненной»,[2] которая, увы, никогда на меня не взглянет.

— Интересно, — пробормотал Роджер, — сколько еще она будет безропотно сидеть взаперти в Карминоу и запрещать себе даже думать о свободе?

Мне тоже хотелось бы это знать. Если бы я жил в их времена, то без колебаний отказался бы от должности управляющего имением сэра Генри Шампернуна и предложил бы свои услуги сэру Оливеру и его жене.