Танцующая в Аушвице - Паул Гласер (2010)

Поскольку в нашем с ним доме мне нечем дышать и каждая вещь вызывает слишком много воспоминаний, я часто выхожу на улицу и бреду куда глаза глядят. Однажды захожу в парк и, проходя мимо пруда, присаживаюсь на скамейку. У самой воды играют двое детей. Я смотрю на них и, как мне кажется, их не вижу. Но все равно в полном оцепенении продолжаю на них смотреть. Мальчик, года на два старше девочки, кидает в воду камешки, к ним со всех сторон кидаются утки, думая, что он бросает им хлеб. Когда утки подплывают совсем близко к берегу, сестра мальчика и в самом деле бросает им хлебный мякиш, который достает из мешочка. А вот к берегу величественно подплывают два лебедя. Самец плывет впереди, разгоняя уток, за ним — изящно и тихо — плывет самочка. С осторожностью они подхватывают разбросанный по поверхности воды размокший хлеб. При этом лебеди явно заботятся друг о друге, самец пропускает самочку вперед и одновременно контролирует уток, держащихся на безопасном расстоянии. Я сосредоточенно слежу за его поведением. Пока дети кидают им последние кусочки, лебедь кружит вокруг своей дамы. Когда хлеб заканчивается, птицы уплывают в ту же сторону, откуда приплыли, медленно и горделиво. Дети исчезают. Весь парк пустеет, начинается дождь. Но мне все равно. Еще долго я смотрю вдаль на пару лебедей. Хотела бы я стать подругой рыцаря-лебедя! Я даже завидую ей, этой уплывающей вдаль глупой птице. Вот они — вместе, думаю я…

Не знаю, сколько времени я еще сижу на этой скамейке, но внезапно вдруг ощущаю холод и, мокрая насквозь, бреду домой. Обсохнув, проваливаюсь в пустой сон. Каждое утро, просыпаясь, первую секунду я радуюсь жизни, чтобы уже в следующую осознать, что Вим больше никогда не вернется. Это чувство постоянно тисками сжимает мне горло, и я не могу от него избавиться. Тиски продолжают меня душить.

По вечерам, ложась спать, я представляю себе, как произошла авария. Я вижу его последние минуты — как мне о них рассказали: вот он летит сквозь грозу, и вдруг мотор начинает барахлить. Самолет кренится набок, потом выравнивается, мотор загорается. Им нужно приземляться, но не видно ни зги — и они не видят горы, к которой их несет сильным ветром. В последний миг они различают крутой склон, кричат, удар — и все кончено… В один день я представляю, как Вим погибает в огне, в другой — что он выживает при падении самолета, но тяжело ранен, он лежит среди обломков, думая обо мне, и жизнь медленно утекает из него. Я хочу его спасти, но не могу до него добраться. Он весь в крови, на голове — глубокая рана. Иногда я вижу, что его лицо невредимо, но сильно покалечены ноги. Образы то исчезают, то вновь возвращаются и кружат, сменяя друг друга, пока я окончательно не проваливаюсь в сон.

Танцы с Лео и Кейсом

Меня мало что интересует. Я выполняю свою работу в магазине готового платья. Что-то ем. Отвечаю на вопросы, которые мне задают. Внешне моя жизнь протекает обычно, но внутри меня пустота. Пустыня, выжженная земля, полный нуль.

Даже на танцы я не хожу, не говоря уж про кафе и кино. И не возвращаюсь к родителям, которые живут в Ден-Босе. Никогда в жизни я не ощущала такой печали. И вовсе не из-за одиночества. Мое одиночество мне даже нравится. Я горюю из-за того, что со мною нет Вима и у нас с ним больше нет будущего. Дни проскальзывают мимо, один за другим. И мне все равно, светит солнце или идет дождь. Это больше не имеет значения.