Танцовщик - Колум Маккэнн (2003)

Это одна из бездушных улиц, что встречаются в тех районах города, где свет пробивает вчерашнюю еще тьму, и ранний вечер ощущается как комендантский час, и мусор, набросанный днем, скользит по тротуарам, и серые голуби сидят на сетчатых заборах, и машины стоят в пробках, пыхтя и дымя, и витрины темны и мутны от грязи и копоти, Одиннадцатая стрит, Нижний Ист-Сайд, героин и гибель, но Виктор пронизывает ее, просто шагая по тротуару, обращая ходьбу в танец, который начинается с симметричного перекатывания плеч, какого даже черные еще не освоили, долгого пожатия одним, затем другим, они словно соединены синоптическими шестереночными зубцами, — сначала левым, потом правым, — но и не только плеч, круговое движение спускается к груди, к реберной клетке, и вниз по телу до самых ступней — «Бог сотворил меня коротышкой, и оттого я могу отсосать у баскетболиста, не повреждая коленей», — а после снова вверх, на миг задержавшись в бедрах, ничего такого уж страшного, зачем привлекать внимание, походка, она и есть походка, ты можешь сидеть на крыльце богатого дома, под кайфом, или похмельем, или под тем и другим, проникаясь дерьмом, и грязью, и тысячами повседневных мучений, слишком ужасных, чтобы говорить о них здесь, и заметить, как Виктор проходит мимо с видом человека, который только что, самым первым, научился насвистывать, — в тесных черных брючках и неоново-оранжевой рубашке, с зачесанными назад черными волосами, с белыми зубами под темными усами, с телом, которое покачивается и колесит не в джазе, не в фанке, не в фокстроте и не в диско, это всего лишь Виктор с головы и до ног, произведение искусства, усвоенного им при рождении, смеющееся на ходу, переливисто, сначала тоненько, а после все гуще, Виктор смеется просто так, смеется, и все, как будто тело его только что рассказало анекдот о себе, и, пока ты будешь следить за ним, пролетит весь день, часы остановятся, гитары настроятся в унисон, кондиционеры запоют, как скрипки, мусоровозы, как флейты, а ты так и будешь сидеть, вросший в ступени, глядя, как Виктор машет ладошкой другим свисающим из окон гомосекам — все сплошь парики, и перья, и похоть, — как давит каблуком сигаретку, или завязывает шнурки, или звучно стучит в окно серебряным долларом и получает в ответ у-лю-лю и свист

особую известность Виктор приобрел шесть лет назад, после беспорядков на Шеридан-сквер, где его арестовали за хулиганство в голом виде — за голое хулиганство! — но зато ему подрочил рослый белобрысый фараон из шестого участка, так, во всяком случае, Виктор со смехом рассказывает в банях, барах и бардаках города