Восхождение человечества. Предисловие Ричарда Докинза - Джейкоб Броновски (2016)

Маффео Барберини стал папой римским Урбаном VIII в 1623 году. Он считался интеллектуалом и любителем искусств. Например, Грегорио Аллегри он заказал написать девятиголосный мотет «Мизерере» на текст 50-го псалма. Папа обожал архитектуру. Он хотел сделать собор Святого Петра центром Рима. Внутреннюю отделку он поручил скульптору и архитектору Джованни Лоренцо Бернини, и Бернини создал роскошный балдахин над папским престолом — единственное достойное дополнение к оригинальной конструкции трона понтифика, разработанной Микеланджело. В юности «интеллектуальный папа» писал стихи, а один из восторженных хвалебных сонетов он даже посвятил астрономическим изысканиям Галилео.

Папа Урбан VIII мнил себя новатором и всячески подчеркивал свой сильный быстрый ум:

Я соображаю лучше, чем сто кардиналов вместе взятых. Одно мое слово — слово живого папы — стоит дороже ста указов усопших понтификов.

Столь самоуверенно папа говорил о себе. На самом деле он был типичным представителем барокко — склонным к кумовству, экстравагантным, властным, торопливым и абсолютно глухим к идеям других. Он даже повелел уничтожить всех птиц в садах Ватикана, потому что они мешали ему.

Галилей отправился в Рим в 1624 году и имел шесть долгих бесед в садах Ватикана с новоизбранным папой. Ученый был исполнен надежд на то, что понтифик снимет наложенный в 1616 году запрет научение Коперника. Выяснилось, что папа такой вариант не рассматривал. Но Галилей все равно надеялся, — а чиновники папской курии ожидали, — что Урбан VIII позволит новым научным идеям спокойно влиться в Церковь, пока они незаметно не заменят старые. В конце концов, языческие идеи Птолемея и Аристотеля стали христианской доктриной. Так что Галилей продолжал считать, что папа на его стороне, пока не пришло время это проверить. И тут выяснилось, что он жестоко ошибся.

Позиции ученого и церкви были непримиримыми с самого начала. Галилей считал, что любая теория должна находить подтверждение в природе:

Я думаю, что в обсуждении физических проблем мы должны начинать не с цитирования авторитетных интерпретаций Писания, а опираться на чувственные переживания и очевидные факты… Бог в явлениях природы раскрывается ничуть не меньше, чем в Священном Писании.

Урбан VIII возражал, что никто не может знать Божьего замысла, и настаивал на том, чтобы Галилей обязательно отразил это в своей книге:

Для любого человека было бы невероятной дерзостью ограничивать Божественную силу и мудрость ради какой-то своей догадки.

На этом условии папа особенно настаивал. В сущности, он запрещает Галилею излагать какие-либо определенные выводы (даже отрицательные — например, что Птолемей ошибался), потому что это нарушит священное право Бога управлять Вселенной неким чудесным образом, а не естественными природными законами.

Время активных действий для церкви наступило в 1632 году, когда Галилей наконец передал свою книгу «Диалог о двух главнейших системах мира» в печать. Урбан VIII был возмущен:

Ваш Галилей отважился вмешаться в суть невероятно важных вещей, которых он не должен касаться, потому что трогать их в наши дни очень опасно.

Так он написал тосканскому послу 4 сентября того же года. Через несколько дней в Ватикане был подписан роковой приказ:

Его Святейшество направляет инквизитора во Флоренцию, чтобы сообщить Галилео от имени Святой инквизиции, что он в течение октября должен появиться в Риме и предстать перед комиссаром Святой инквизиции.

Итак, Маффео Барберини, папа Урбан VIII, которого Галилей считал своим другом, лично передал ученого в руки инквизиции.