Самоубийство сверхдержавы - Патрик Бьюкенен (2011)

Моралес использует принципы и процедуры, придуманные белыми – всеобщее избирательное право, правление большинства, – чтобы лишить власти белых. Он вручает демократические инструменты племенам, навязывает преимущественно индейскому обществу индейские же законы. Французский правый политик девятнадцатого столетия Луи Вейо объяснял, как противники демократии избавляются от демократов: «Когда я слабее, я прошу отдать вашу свободу, потому что таковы ваши принципы; но когда я сильнее, я забираю вашу свободу, потому что таков мой принцип»{929}.

Что демократы в состоянии противопоставить Моралесу, чтобы убедить, что тот не вправе отбирать у европейского меньшинства права и свободы в пользу собственной расы? Что ожидает Запад, когда люди европейского происхождения окажутся меньшинством в странах, которые они сами создавали, а цветные проголосуют за пропорциональное или за «приоритетное» перераспределение национального богатства?

В 2009 году Моралес был переизбран подавляющим большинством голосов. Боливия – далеко не единственная страна, где этническая принадлежность и демократия объединяются ради подавления свободы рынка.

«Мир в огне»

Наша ситуация может стать еще более мрачной.

Насколько мрачной? Об этом повествует книга Эми Чуа «Мир в огне. Как экспорт рыночной демократии порождает этническую ненависть и глобальную нестабильность». Книга посвящена тем «этническим меньшинствам, которые… склонны в условиях рынка доминировать экономически, часто в поразительной степени, над «коренным» большинством, их окружающим»{930}.

Примерами таких меньшинств являются проживающие за рубежами Поднебесной китайцы, индийцы в Восточной Африке, белые в Южной Африке и европейцы в Латинской Америке. Чуа, тетке которой, китаянке, перерезал горло шофер-филиппинец, польстившийся на ее богатства, утверждает, что свободный рынок часто концентрирует достаток в руках этнических меньшинств, но демократия наделяет властью беднейшие слои этнического большинства. Это «смертоносный коктейль»:

«При таких обстоятельствах стремление к свободе и рыночной демократии становится опорой потенциально катастрофического этнонационализма, волеизъязвления разочарованного «коренного» большинства, на чем играют оппортунистические политики-популисты, используя недовольство богатым этническим меньшинством. Это противостояние воспроизводится от страны к стране, от Индонезии к Сьерра-Леоне, от Зимбабве к Венесуэле, от России к Ближнему Востоку»{931}.

В 1965 году, как рассказывается в фильме Мела Гибсона «Год опасной жизни», толпы индонезийцев убили сотни тысяч китайцев – местное «рыночное» меньшинство. Чуа описывает события 1998 года, когда Сухарто, преемник Сукарно, который защищал 3 процента китайцев, контролировавших большую часть национального богатства, в свою очередь был свергнут:

«Индонезийцы впали в эйфорию. Когда фраза насчет «свободных и честных выборов» попала в заголовки газет США, американцы тоже впали в эйфорию. Демократические выборы наконец-то принесут Индонезии мир и порядок, необходимые для торжества свободного рынка…

Этого не произошло. Падение диктатуры Сухарто сопровождалось всплеском яростного антикитайского насилия, когда массы агрессивно настроенных мусульман жгли, грабили, убивали… Общее число жертв составило две тысячи человек»{932}.

На другом берегу Малаккского пролива разыгрывается похожий сценарий.