Самоубийство сверхдержавы - Патрик Бьюкенен (2011)

«[Гитлер] думал, что для мира было бы лучше, победи мусульмане в битве восьмого века под Туром, остановившей арабское вторжение во Францию. Потерпи христиане поражение, рассуждал [Гитлер], германский народ приобрел бы более воинственный символ веры и, вследствие своего естественного превосходства, стал бы лидером исламской империи»{171}.

В книге воспоминаний гитлеровского архитектора Альберта Шпеера «Третий рейх изнутри» рассказывается, что Гитлер часто говорил:

«Видите ли, к нашему несчастью, мы исповедуем не ту религию. Почему бы нам не обратиться к религии японцев, которые величайшим подвигом считают самопожертвование во благо отечества? И мусульманство подходит нам больше, чем христианство. Ну почему обязательно христианство с его смирением и слабостью»{172}.

Тем не менее, даже ненавистники христианства часто признают, что человечество не в состоянии обойтись без религии. Презирая христианство Нагорной проповеди, Гитлер, однако, допускал в «Майн кампф», что религия необходима обществу{173}. Это подтверждают, цитируя фюрера, писатели и историки Хилэр Беллок и Кристофер Доусон:

«Сей человеческий мир немыслим без практического существования религиозных убеждений. Огромные массы народа состоят отнюдь не из философов. Для народных масс именно вера является абсолютно единственной основой морального взгляда на жизнь. Различные заменители, которые предлагались, не сумели доказать, что достойны быть таковыми, чтобы мы могли счесть, что они и вправду готовы заменить существующие веры».

Для нацистской элиты, с ее чисто дарвиновской языческой идеологией, Гитлер добавлял: «Несколько сотен тысяч высших людей могут жить мудро и разумно, не считаясь с общими стандартами, которые преобладают в повседневной жизни, но миллионы других на такое не способны»{174}.

Сталин, который стремился искоренить христианство, признал его власть над русским народом. В годы Великой Отечественной войны он распорядился снова открыть соборы и церкви, выпустил из тюрем епископов и других лиц духовного звания и звал русских солдат в бой не за партию или Политбюро, но за «Россию-матушку». Сталин понимал, что российские массы – не марксисты, но христиане, верные Богу и стране.

В 1938 году, придя к выводу, что Европа теряет веру под натиском скептицизма, агностицизма и атеизма, Беллок писал, что Запад вступил на путь, угрожающий завершиться рифом цивилизационного краха:

«Скептическое отношение к трансцендентному не может, для людских масс, существовать вечно. Отчаяние многих некогда способствовало такому развитию событий. Они осуждали позорную слабость человечества, побуждавшую принимать ту или иную философскую доктрину или религию в качестве светоча жизни. Но все же перед нами пример позитивного и универсального опыта»{175}.

Каждая нация, каждая культура должна вдохновляться этикой. А эта этика должна опираться на доктрину, которую принято именовать религией. На протяжении всей истории, как указывал Беллок, гибель религии означала смерть культуры и цивилизации, ею порожденной. Когда в Римской империи восторжествовало христианство, языческие боги были свергнуты, империя ушла в историю, зато утвердился христианский мир, начавший свое многовековое восхождение.

«Человеческое общество не может существовать вообще без веры, поскольку свод законов и обычаи суть плоды веры»{176}, – писал Беллок. Индивиды могут жить «с минимумом уверенности или необходимости в трансцендентном», однако «органически человеческая масса на это не способна». Выводы Беллока перекликаются с убежденностью Вашингтона и Джона Адамса в том, что религия и мораль взаимозависимы и необходимы для выживания свободного общества и возникновения добродетельной республики.

Социальное разложение