Сальватор - Александр Дюма (1863)

Господь снова призвал своего избранника, и Наполеон вновь появился во Франции: гладиатор вновь вышел на арену. Он бьется, падает и теряет все под Ватерлоо.

И тогда Париж вновь открывает свои ворота перед русским царем и его дикой армией. На сей раз оккупация продлилась три года. На берегах Сены гуляли люди с берегов Невы, Волги и Дона. Затем, проникнувшись новыми и странными для них идеями, выучив и начав лепетать слова, доселе неизвестные, о цивилизации, освобождении и свободе, они вернулись в свои дикие края, а потом в Санкт-Петербурге происходит выступление заговорщиков-республиканцев… Взгляните на Россию, отец, и увидите, как на Сенатской площади еще не рассеялся дым этого пожара.

Вы, отец, посвятили всю свою жизнь служению человеку-идее. Но человек умер, а идея продолжает жить. Так живите же и вы ради этой идеи!

– Что вы такое говорите, сын? – вскричал господин Сарранти, глядя на Доминика. В глазах его читались одновременно удивление, радость и гордость.

– Я говорю, отец, что после того, как вы столь храбро сражались, вы не должны желать расстаться с жизнью прежде чем услышите, как пробьет час будущей независимости. Отец, мир сейчас находится в состоянии возбуждения. Франция бурлит подобно вулкану. Еще несколько лет, а быть может, и несколько месяцев, и лава начнет истекать из кратера. Она поглотит на своем пути, словно проклятые Богом города, все рабские привычки, всю низость старого общества, обреченного на то, чтобы уступить место новому обществу.

– Повтори это еще раз, Доминик! – воскликнул в воодушевлении корсиканец, чьи глаза стали метать искры радости, когда он услышал из уст сына такие пророческие и утешительные слова, ставшие для него драгоценными, как алмазная россыпь. – Повтори, что ты сейчас сказал… Ты – член какого-то тайного общества, не так ли? И ты знаешь, что произойдет в будущем?

– Я не состою ни в каком тайном обществе, отец, и если я что-то и знаю о будущем, то только то, что я увидел в прошлом. Я не знаю, зреет ли где-то во тьме какой-нибудь заговор. Но я знаю то, что на глазах у всех, в лучах солнца зреет всеобщий и всепобеждающий заговор: это заговор добра против зла. Противники готовы, мир ждет, когда начнется их схватка… А посему я призываю вас, отец, живите!

– Да, Доминик! – воскликнул господин Сарранти, протягивая сыну руку. – Вы правы. Теперь мне хочется жить. Но как я могу выжить, коль я приговорен к смерти?

– Это уже моя забота, отец.

– Но только не помилование, слышишь, Доминик? Я не желаю получать его от тех людей, которые на протяжении двадцати лет боролись против Франции.

– Нет, отец. Доверьтесь мне: я сумею сохранить честь семьи. От вас требуется лишь одно: подать кассационную жалобу. Невиновный не должен молить о пощаде.

– Так каковы же ваши планы, Доминик?

– Отец, я должен скрывать их от всех. Даже от вас.

– Это тайна?

– Совершеннейшая тайна. И я никому не могу говорить о ней.

– Даже отцу, Доминик?

Доминик взял руку отца и с уважением поцеловал ее.

– Даже отцу! – сказал он.

– Тогда не будем больше об этом, сын… Когда я смогу снова увидеться с вами?

– Через пятьдесят дней, отец… Возможно, чуть раньше. Но никак не позже.

– Так, значит, я увижу вас только через пятьдесят дней? – испуганно воскликнул господин Сарранти.

Он уже начал бояться смерти.

– Я отправляюсь в длительное паломничество… И теперь я прощаюсь с вами. Я ухожу сегодня вечером, ровно через час. И остановлюсь только по возвращении… Благословите меня, отец!

На лице господина Сарранти появилось возвышенное выражение.

– Пусть Господь сопровождает тебя в твоем нелегком паломничестве, благородное сердце! – сказал он, подняв руки над головой сына. – Пусть он спасет тебя от засад и предательств и пусть приведет тебя назад для того, чтобы открыть двери моей темницы, независимо от того, выйду ли я отсюда, чтобы жить или чтобы умереть!