На пороге чудес - Энн Пэтчетт (2011)

— Потому что вы не хотите посидеть. Все время мельтешите.

Марина села, держа в руках мокрую салфетку. Она была прохладная, потому что в миске было много льда.

Доктор Свенсон глядела в потолок.

Она казалась совсем маленькой.

Над ее головой кружили мухи.

Марине очень хотелось прогнать их, но она с трудом сдерживалась.

— Барбара Бовендер пришла ко мне утром перед отъездом. Она боялась, что я ее уволю, и рассказала, как они попали к хуммокка. Милтон уже рассказал мне об этом, но она решила рассказать еще раз, чтобы продемонстрировать, как она пострадала из-за нас. Она села на стул и заплакала. Сказала, что была на пороге гибели и видела, как ее отец бежал через джунгли, размахивая руками; отец, который умер, когда она была маленькая…

Они говорят о Барбаре Бовендер?

Не о ребенке с хвостом русалки?

Не о компании «Фогель»?

Не о том, что произошло тринадцать лет назад в госпитале Джона Хопкинса?

— Мне она тоже рассказала об этом.

— Да? Тогда, вероятно, вы пришли к тем же выводам.

Доктор Свенсон посмотрела на Истера. Мальчик сидел возле двери голый по пояс, и солнце освещало левую половину его фигурки — руку, ногу, бок и левую сторону лица. От времени синяки стали зеленоватыми.

— К каким выводам? — озадаченно спросила Марина.

Она совершенно не понимала, к чему клонит профессор.

Доктор Свенсон смерила ее своим обычным взглядом — мол, тупица, все так очевидно.

— Миссис Бовендер очень высокая, светловолосая блондинка. Ее отец наверняка был таким же, не так ли? И я невольно подумала, что она увидела у хуммокка белого человека. Издалека, да еще от страха, она могла принять его за своего отца. Он бежал к реке через джунгли, она была на дне лодки и видела его считаные секунды. Я спросила у нее, кричал ли он что-нибудь и на каком языке. Она сказала, что ее отец кричал ей: «Постой!»

Марина похолодела, впервые после отъезда из Манауса, и похолодела так, что ее сердце и кости превратились в лед.

Она положила салфетку в миску.

— Значит, он не умер.

— Я была готова поклясться чем угодно, что он умер, но сама я его не видела мертвым. Иногда, во время обострений болезни, доктор Экман куда-нибудь пропадал. Правда, ненадолго. Как-то раз мы обнаружили его в кладовой. В другой раз он упал через перила веранды и ушиб плечо. Я велела Истеру следить за ним, чтобы он не вставал с постели в часы бреда. Истер был очень хорошей сиделкой, он привязался к доктору Экману, как теперь к вам. Но как-то после полуночи он прибежал ко мне в хижину, на нем лица не было. Вытащил меня из постели. Едва я сунула ноги в сандалии, как он потащил меня к кладовой. В ту ночь дождь лил как из ведра, а Истер безумно рыдал. Я предположила, что доктор Экман умер. Помню, меня это очень удивило, ведь я не сомневалась, что он выкарабкается из болезни. Мы пришли на веранду, у Истера был фонарик. Он посветил на кровать, обвел лучом всю комнату. Доктор Экман пропал, он куда-то ушел, пока Истер спал в гамаке. Я разбудила Беноита, он отправил на поиски группу лакаши, но найти доктора не удалось ни в ту ночь, ни на следующий день, ни позже. Вы знаете, что такое джунгли! Трудно представить себе, что очень больной человек, не сознающий своих действий, продержится в тропической чаще больше двадцати минут. Он наступит на ядовитого паука. Он залезет в дупло огромного дерева и не проснется. Его кто-нибудь сожрет, а косточки растащат по лесу мелкие хищники. Словом, я не знаю, что там случилось, но он исчез, доктор Сингх, бесследно исчез. Другим докторам я сказала, что его, мертвого, унесли среди ночи лакаши. В письме я написала, что мы его похоронили, и была уверена, что уладила печальное происшествие с максимальной человечностью. Так было до тех пор, пока Барбара Бовендер не увидела своего отца у хуммокка.

До этого дня Марине казалось, что она уже все здесь знала и понимала.