Корсар - Джордж Байрон (1981)

— Начиная с мая две тысячи шестого года, когда между нашими странами были возрождены дипломатические отношения, ваше правительство оказывало нам полную поддержку. Очень хочется верить, что инцидент не носит… э-э-э… спланированного характера. — Последние слова Мун выделил интонацией и добавил: — Если не откроется новых обстоятельств, мы будем расценивать случившееся как трагическую случайность.

Теперь кивнул Гами: он тотчас все понял.

— Да, несомненно, это трагическая случайность.

— Может ли мое правительство оказать вам какую-либо помощь? — спросил Мун, заранее зная ответ. — Авианосец «Авраам Линкольн» сейчас в Неаполе. Он готов подключиться к поискам в течение дня или двух.

— Господин посол, я бы с радостью принял ваше щедрое предложение, только мы уверены: наши военные и гражданские поисковые группы отлично подготовлены к выполнению стоящей перед ними задачи. Случись еще один инцидент в воздухе, мне страшно представить его дипломатические последствия. Кроме того, наш народ еще не забыл тот день, когда американские военные самолеты последний раз появились в небе над Ливией.

Гами намекал на бомбардировщики ФБ-111 и самолеты-носители, которые 14 апреля 1986 года сровняли с землей казармы, а также здорово потрепали ливийские силы ПВО. Бомбардировку произвели в ответ на серию взрывов в Европе, которую в США связывали с одной из ливийских террористических группировок. Ливия такой связи не признавала, однако взрывы прекратились на целое десятилетие, пока не появилась «Аль-Каеда».

Гами улыбнулся.

— Мы осознаем, что часть ваших разведывательных спутников будет следить за территорией Ливии. Если им удастся обнаружить самолет и вы сочтете нужным поделиться с нами информацией, мы с пониманием отнесемся к ее источнику. — Мун попытался возразить, но ливиец прервал его протестующим жестом. — Прошу вас, господин посол, в комментариях нет нужды.

Мун улыбнулся впервые с того момента, как двенадцать часов назад замолчал радиолокационный ответчик на борту самолета Фионы Катаморы.

— Я лишь хотел заверить, что мы непременно поделимся информацией.

— Осталось обсудить еще один вопрос, — сказал Гами. — В данный момент, учитывая имеющиеся договоренности, я не вижу причин отменять или откладывать начало мирной конференции.

— Сегодня утром я говорил с президентом, — сообщил Мун, — и он высказал аналогичные соображения. Если случится страшное, мы почтим память Фионы Катаморы и доведем до конца конференцию, которая, по ее мнению, является идеальной возможностью для достижения стабильности в регионе. Уверен, она возражала бы против отмены саммита больше, чем кто-либо другой.

— Известно ли, кто будет представлять ваше правительство на конференции, если, как вы выразились, «случится страшное»?

— Честно говоря, я не в курсе. Президент отказался даже очертить круг кандидатов.

— Что ж, я вполне его понимаю, — заметил Гами.

— Госсекретарь Катамора много значила для него.

— Могу представить. Судя по тому, что я читал и видел в новостях, она была удивительной женщиной. Прошу прощения, я имел в виду «она удивительная женщина». — Гами поднялся, явно удрученный своей оплошностью. — Не буду больше отнимать у вас время, господин посол. Я просто хотел лично выразить соболезнования. Даю вам слово: как только мне станет что-либо известно, я позвоню вам в любое время дня и ночи.

— Благодарю вас.

— Положа руку на сердце, Чарльз, — Гами неспроста обратился к собеседнику по имени, — если такова воля Аллаха, то она воистину неисповедима!

Мун понимал: лишь самые искренние чувства способны побудить Гами хоть намеком признать, что он ставит под сомнение волю Аллаха.

— Благодарю вас.

Посол США проводил ливийского министра к лифтам.