Хозяин Амура - Хван Дмитрий Иванович (2011)

К настоящему времени у Матусевича в Сунгарийске, Науне и прочих городках и селениях было распределено по гарнизонам около шести сотен корейцев – бывших пленников, а так же пришедших из Нингуты самостоятельно. Среди них были офицеры и солдаты, мелкие чиновники, слуги и крестьяне. Все они сейчас были вовлечены в жизнь этой провинции Ангарска. И не только в военной сфере, но и в строительстве укреплений, и, что естественно, работали на полях. Теперь же, с недавним появлением в пределах Сибирской Руси представителя правящей династии Кореи – любимого сына вана Ли Инджо – принца Хёджона, Матусевич немедленно принялся за воплощение своей задумки. А после согласия принца возглавить отдельный корейский полк, под общим командованием воеводы Сунгарийска, оставалось лишь свезти всех корейцев к столице провинции для подготовки к запланированной на сентябрь атаке Гирина.

– Но отец откажется от меня и никогда не признает меня сыном, если меня узнают! – сразу предупредил Хёджон. – У нас вряд ли будет пополнение.

– Если ситуация изменится, он будет рад принять тебя с честью! – перевёл слова Матусевича Ким. – А пополнение можно получать неофициально, а также вести агитацию среди населения северных провинций.

Принц снова задумался на несколько минут, после чего согласился с воеводой. К тому же отец позволил принцу перейти Туманган, а значит он ждёт хорошего. Быть может, он надеется на своего сына?

– Товарищ воевода! – один из молодых радистов, подчинённый Стефана Кононова, отдав честь и вытянувшись, протянул Матусевичу сложенный лист.

Игорь, взял бумагу и, пробежав глазами строки послания, хищно улыбнулся и устремил взор в голубое, без единого облачка, небо.

* * *

Встречать маньчжур Матусевич пожелал, что естественно, во всеоружии. И если «Солон» стоял у причала крепости, то канонерcкую лодку «Даур» пришлось возвращать из рейса до Хабаровской протоки, которую вчерашние россияне знали как протоку Казакевичева. Именно её северного берега так долго добивался Китай, в конце концов, получивший от московских властей этот подарок вместе с иными островами на Амуре. Сейчас же Хабаровский острог, названный так по воле Соколова, находился на южном берегу протоки и контролировал устье Уссури. Гарнизон составлял полусотню солдат, частью из дауров и корейцев – именно за ними и отправлялась канонерка, вместе с пополнением, провиантом и кое-каким инструментом. Вскоре оба корабля вышли навстречу маньчжурам.

Речные корабли врага были замечены ночью вторых суток пути. Луч одного из прожекторов выхватил их, стоявших в тихой заводи, вызвав этим немалый переполох среди маньчжурских воинов. Вопли последних и звон их оружия ещё долго оглашали тёмный берег реки, даже когда речники ангарцев убрали свет. Капитаны кораблей же, стремясь усилить эффект, принялись переговариваться между собой, используя громкоговорители. Усиленные раструбами голоса ангарцев разносились по-над рекой довольно далеко. Вдоволь покуражившись, команды канонерских лодок приготовились к ночной стоянке. Свет прожекторов продолжал освещать часть берега и участок реки, достаточный для обеспечения безопасности на случай возможных провокаций со стороны маньчжур, к тому времени умолкнувших.

Ночь прошла спокойно, если не считать криков птиц, до смерти надоевших караулу. А наутро маньчжуры увидели пушки, направленные на их корабли с неприятельских судов. На корме обоих кораблей вяло развевались зелёно-белые полотнища с голубым крестом, такие же стяги были и на берегу.

– Эти пушки разрушали Нингуту, – шелестело среди маньчжурских солдат, уже успевших познакомиться с действием этих орудий. – Всякий раз, когда причал и склады восстанавливали – эти корабли приходили вновь!

Чиновники же, присланные из Мукдена, морщились и вытягивали шеи, пытаясь рассмотреть корабли своего врага, про которые уже знали и в столице Цин.