Буревестник - Конн Иггульден (2013)

– Ах, какая жалость! Я видел, как он сражался во Франции. Вы знаете?

– Я знаю, отец, – ответил Джон.

– Французские рыцари с криками бросились в атаку в том самом месте, где стоял Эдуард, пытаясь смять его. С ним было всего несколько человек. Бароны спрашивали меня, не хочу ли я послать рыцарей на подмогу ему, моему первенцу. Ему тогда было шестнадцать лет. Знаете, что я ответил им?

– Вы ответили «нет», отец, – прошептал Джон.

Старик разразился хриплым смехом.

– Я сказал «нет». Я сказал, что он должен заслужить свои шпоры. – Он устремил взгляд вверх, словно погрузившись в воспоминания. – И он выстоял! Он проложил себе путь мечом и пробился ко мне. Тогда я понял, что он будет королем. Я понял это. Он приедет?

– Он не приедет, отец. Его нет в живых. Королем будет его сын.

– Мне очень жаль. Я любил его, этого мальчика, этого храброго мальчика. Я любил его.

Дыхание короля быстро слабело и, наконец, прекратилось вовсе. В комнате воцарилась зловещая тишина, которую спустя некоторое время нарушили с трудом сдерживаемые рыдания Джона. Король Эдуард III умер, и осознание этого легло тяжким бременем на плечи братьев.

– Позовите священника, – сказал Джон. Он закрыл отцу глаза, в которых уже не было обычных огоньков.

Один за другим трое братьев склонились, чтобы поцеловать отца в лоб, в последний раз прикоснуться к его плоти. Когда явился священник, они вышли из комнаты – навстречу июньскому солнцу и своему будущему.

Часть первая

Горе тебе, земля, когда царь твой отрок…

Екклезиаст

1443 год от Рождества Христова

Спустя шестьдесят шесть лет после смерти Эдуарда III

Глава 1

Тот месяц выдался в Англии студеным. Петлявшие среди деревьев тропинки светились в темноте белизной покрывавшего их льда. Часовые, несшие караул на парапетных стенах с бойницами, ежились и тряслись от холода. В самых верхних помещениях среди камней свистел и стонал ветер. Судя по тому, какое тепло давал горевший в зале очаг, он мог вполне быть нарисован на стене.

– Я помню принца Хэла[1], Уильям! Я помню Льва! Еще каких-нибудь десять лет, и вся остальная Франция лежала бы у его ног. Генрих Монмут был моим королем, и никто иной. Видит Бог, я последую за его сыном[2], но этот мальчик не выдерживает никакого сравнения с отцом. Тебе известно это. Вместо английского Льва нас ведет за собой с молитвой белокурый агнец. Господи, это вызывает у меня слезы.

– Дерри, прошу тебя! Ты увлекаешься. И я не желаю слушать твое богохульство. Я не допускаю этого среди моих людей и надеюсь, что ты будешь более воздержан.

Тот из мужчин, что был младше, остановился и поднял голову. Его глаза сверкнули холодным блеском. Сделав два быстрых шага, он вплотную приблизился к собеседнику и застыл на месте, слегка согнув руки в локтях. Он был на голову ниже лорда Саффолка, но отличался мощным телосложением. Чувствовалось, что кипевшие в нем ярость и сила готовы вырваться наружу.

– Клянусь, мне никогда не хотелось так ударить тебя, Уильям, как сейчас, – сказал он. – Те, что слышат нас, это мои люди. Уж не думаешь ли ты, будто я пытаюсь заманить тебя в ловушку? Пускай слушают. Им прекрасно известно, что я сделаю с ними, повтори они хоть слово.

Он слегка ткнул тяжелым кулаком Саффолку в плечо и, увидев, что тот насупился, весело рассмеялся.