Апелляция - Джон Гришэм (2008)

На ответ у Мэри-Грейс было шестьдесят дней. После того как на записку поглазели все остальные сотрудники, она оттащила ее к себе на стол для предварительного чтения. «Крейн» заявляла, что на процессе было допущено в целом двадцать четыре ошибки, каждую из которых стоит исправить при апелляции. Начиналась записка весьма милым образом: там поместили скрупулезный список всех комментариев и постановлений судьи Харрисона, которые якобы свидетельствовали о его явной предвзятости против ответчика. Далее выражались возражения по поводу выбора присяжных. Критиковались эксперты, выступавшие от имени Дженет Бейкер: токсиколог, подтвердивший почти рекордные уровни бихлоронилена, картоликса и аклара в питьевой воде Баумора, патолог, описавший высококанцерогенную природу этих химикалий, геолог, отследивший попадание токсичных отходов через почву в водоносный слой под городским колодцем, бурильщик, буривший тестовые скважины; док гора, проводившие вскрытие Чела и Пита Бейкера; ученый, изучивший пестициды и отозвавшийся нелестным образом о пилламаре-5, и самый важный эксперт, ученый-медик, связавший бихлоронилен и картоликс с раковыми клетками в телах умерших. Пептоны привлекли четырнадцать экспертов-свидетелей, и всех их в записке усиленно критиковали и объявляли неквалифицированными. Троих обозвали шарлатанами. Судья Харрисон неоднократно допускал ошибки, позволяя им давать показания. Их отчеты, включенные в материалы по делу после долгих споров, разобрали по косточкам, отбраковали из-за «школярской» терминологии и в конце концов назвали «мусорной наукой». Сам вердикт был принят в противовес с большинством имеющихся доказательств и явным выражением чрезмерного сочувствия со стороны присяжных. Штрафная санкция критиковалась грубыми, но мастерски подобранными словами. Истица, как ни пыталась, не смогла доказать, что «Крейн» отравила питьевую воду либо по грубой небрежности, либо с явным намерением. Оканчивалась записка весьма настойчивой просьбой об отмене вынесенного решения и новом процессе или даже прекращении дела Верховным судом. «Этот возмутительный и несправедливый вердикт должен быть отменен без права на обжалование», — значилось в конце. Другими словами, избавьтесь от него раз и навсегда.

Записка была грамотно написана, грамотно аргументирована и казалась весьма убедительной. И после двух часов непрерывного чтения, когда Мэри-Грейс закончила, ее начала мучить жуткая головная боль. Она приняла три таблетки адвила и передала документ Шерману, который взглянул на него так боязливо, словно это была гремучая змея.

Третью новость, самую волнующую, они получили от пастора Денни Отта по телефону. Уэс снял трубку в темноте, затем зашел в кабинет жены и закрыл за собой дверь.

— Это был Денни, — сказал он.

Бросив взгляд на лицо мужа, Мэри-Грейс прежде всего подумала о том, что, вероятно, умер еще один клиент. Из Баумора поступало так много печальных звонков, что она уже предчувствовала что-то плохое.

— Что случилось?

— Он говорил с шерифом. Пропал мистер Леон Гейтвуд.

И хотя особенно теплых чувств они к этому человеку не испытывали, новость вызвала беспокойство. Гейтвуд проработал промышленным инженером на заводе «Крейн» в Бауморе тридцать четыре года. До мозга костей лояльный компании, он уволился, только когда «Крейн» сбежала в Мексику, и признался при даче показаний и на перекрестном допросе на суде, что компания выдала ему компенсационный пакет при увольнении в размере заработка за три года, или около 190 тысяч долларов. «Крейн» щедростью не отличалась. Пейтоны не смогли найти какого-либо другого сотрудника, которому предложили бы столь выгодную сделку.