Хроники Черного Отряда: Черный Отряд. Замок Теней. Белая Роза - Глен Кук (1984, 1985)

– Тогда Молчун заслуживает целой главы…

Одноглазый плевался, рычал, сыпал проклятиями.

– Сыграть не хочешь? – За столом сидели лишь трое, один из них Ворон.

Тонк гораздо интереснее, если в него играют четверо или пятеро.

Я выиграл три партии подряд.

– Тебе что, больше заняться нечем? Пошел бы срезал кому-нибудь бородавку, что ли.

– Ты сам пригласил его играть, – заметил солдат, которого Одноглазый не просил вмешиваться.

– Масло, ты любишь мух?

– Мух?

– Если не заткнешь свою пасть, я превращу тебя в лягушку.

Угроза не произвела на Масло впечатления.

– Да ты и головастика не сумеешь в лягушку превратить.

Я ехидно фыркнул:

– Ты сам напросился, Одноглазый. Когда прибудет Душелов?

– Когда доберется.

Я кивнул. Взятые поступают как хотят и обделывают свои дела когда хотят.

– Нынче мы все просто приветливые симпатяги, верно?. Масло, сколько он проиграл?

Тот лишь ухмыльнулся в ответ.

Следующие две партии выиграл Ворон.

Одноглазый поклялся, что сегодня больше не произнесет ни слова. Так что узнать придуманный им план нам не суждено. Может, оно и к лучшему. Если объяснения не прозвучат, их не подслушают шпионы мятежников.

Шесть волосков и блок известняка. Что за чертовщину они затеяли?

Несколько дней Молчун, Гоблин и Одноглазый по очереди трудились в конюшне над каменной глыбой. Время от времени я заходил туда поглазеть на работу. Они меня не гнали, но лишь рычали в ответ на мои вопросы.

Иногда к ним заглядывал Капитан, пожимал плечами и отправлялся к себе. Там он корпел над стратегией весенней кампании, во время которой все, чем располагает империя, будет брошено на мятежников. К нему трудно было войти – вся комната была завалена картами и депешами.

Как только погода позволит, мы нанесем по мятежникам болезненный удар.

Может, это жестоко, но большинство из нас наслаждается тем, что мы делаем, а Капитан – пуще всех. Нынче его любимая игра – мериться умом с Загребущим. Капитан безразличен к мертвецам, горящим деревням и голодающим детям. Как, впрочем, и Загребущий. Две слепые армии, способные видеть лишь друг друга.

Душелов пришел поздно вечером, когда бушевала метель посвирепее той, в которую угодил со своим отрядом Эльмо. Ветер выл и вопил, наметая в северо-восточном углу крепости сугробы высотой со стену, – снег даже переваливал через нее. Мы тревожились, как бы не замело наглухо запасы дров и сена. Местные сказали, что такой метели никто из них не помнит.

В самый ее разгар объявился Душелов. Буханье его кулака в ворота разбудило весь Мейстрикт. Запели горны, загремели барабаны. Ветер донес охрипшие голоса – часовые не смогли открыть ворота.

Душелов перебрался через стену, вскарабкавшись по сугробу, свалился и утонул в рыхлом снегу. Не очень-то достойное прибытие для одного из Десяти.

Я заторопился в главный зал. Там возле весело пылающего огня уже сидели Одноглазый, Молчун и Гоблин. Вошел Лейтенант, следом за ним Капитан с Эльмо и Вороном.

– Остальные идут спать! – рявкнул Лейтенант.

Вошел Душелов, стянул тяжелый черный плащ, присел на корточки у огня. «Это у него что, показной человеческий жест?» – задумался я.

Худощавое тело Душелова всегда затянуто в черную кожу. Он носит скрывающий всю голову черный морион, черные перчатки и черные сапоги. Монотонность его облачения нарушает лишь пара серебряных значков, а единственное цветное пятно – неограненный рубин на кинжале, который держит мертвой хваткой лапа с пятью когтями, служащая рукоятью.

На груди Душелова заметны небольшие округлые выпуклости. В очертаниях ног и бедер есть нечто женское. Среди Взятых три женщины, но кто они – знает лишь Госпожа. Мы говорим о каждом «он». Какого пола эти колдуны, не имеет для нас ни малейшего значения.