Я стою на месте, не в силах придумать разумный ответ. Почему-то у меня даже в мыслях не было, что Джек может тоже оказаться здесь. Это просто глупость. Или избегание правды. В этом деле я настоящий профи. В течение многих лет я трогательно верила, что папа на самом деле не умер, когда нырял; что все это – какая-то глобальная ошибка.

Лицо Эбби становится серьезным.

– Я тебе помогу.

Она машет рукой Джеку. Да что во мне такого, что все мои подруги превращаются в сводниц?

Наконец мне удается выдавить одно слово.

– Нет.

Как бы сильно мне ни нравился Джек, когда я встречаюсь с ним вживую, все мои чувства кричат: «Прячься!» Но протестовать уже слишком поздно. Он направляется к нам, неотрывно глядя на меня. Мне остается только надеяться, что у меня не слишком остекленевший взгляд и что я не краснею слишком сильно. Еще большее избегание правды.

Готова поклясться, что, приблизившись к нам, он с быстротой молнии окидывает меня оценивающим взглядом с головы до ног. Имеет право – потому что я точно так же смотрю на него, разглядывая его слегка промокшие светлые волосы, синие-синие глаза и тело пловца. Он капитан мужской команды по баттерфляю.

Черты его лица смягчаются, когда он медленно улыбается.

– Эйслин, ты пришла.

– Ага, – глубокий вдох, чтобы вытолкнуть слова изо рта. – Эви меня заставила.

– Я на это надеялся.

– Гм, ага, – я подавляю пивную отрыжку. Почему все это так сложно? Наши с Джеком онлайн-беседы сойдут за интересные, и мы отправили друг другу несчетное количество писем насчет публикаций во «Всякой мороси». Но сейчас без разницы, насколько сильно я пытаюсь заставить свои сердце и дыхание замедлится, колени – не дрожать, а ум – сфокусироваться. Мое тело сопротивляется этому изо всех сил.

Я говорю:

– Ну, мои поздравления с удачей в научном конкурсе.

– Я был уверен, что ты победишь. Твои работы всегда были на голову выше всех наших, – он одергивает свою рубашку. – Тут до невозможности жарко.

Я удерживаюсь от искушения сказать ему, кто или что выглядит до невозможности жарко, и, двигаясь как робот, показываю на стеклянную дверь.

– Хорошая идея, – он открывает ее, впуская вечерний ветерок.

Ах, как он приятно обдувает мое горящее лицо. Несколько минут свежего воздуха, и я смогу успокоиться достаточно, чтобы не упасть в обморок и не стошнить. Если мне очень повезет.

Я чувствую чью-то руку на спине. Эбби говорит:

– Время действовать быстро, – и толкает меня.

Спотыкаясь, я выхожу наружу вслед за Джеком. Около двадцати парней тусуются во дворе, но Джеку удается найти пару шезлонгов. Большое облегчение – наконец-то я могу дать отдых ногам, в надежность которых я все равно больше не верю. Следующая часть тела в списке желающих подвести меня – мой живот, который мелко дрожит от мысли, что я оказалась здесь вместе с тем человеком, о котором всегда… – ну то есть с Джеком. Я глубоко вдыхаю. Боже, я хочу расплакаться. Просто сдаться и выпустить на волю свою тревогу в бурном потоке слез. И никто никогда больше не будет ждать от меня, что я решусь на экспозиционную терапию.

Он показывает на мой стакан.

– Что там?

Я заглядываю внутрь, будто не знаю.

– Хм, пиво. Там бочонок на кухне. – У меня заплетается язык. Отлично, мне наконец удалось выговорить аж два полных предложения, и я выгляжу как пьяная.

Он пожимает плечами.

– Может, позже.

Таким парням, как он, не нужна эта пивная смелость, из-за этого я чувствую себя еще большим ничтожеством. Стой, стой, подумай о чем-нибудь еще, что мог бы сказать нормальный человек. Я спрашиваю:

– Так что, со следующей недели ты работаешь на радиостанции?

Он добился стажировки, которая будет отлично смотреться, когда он будет подавать документы в колледж – вместе с десятками других достижений.

– Ага, и «Бесплатная еда – детям» собираются прийти на интервью в мой первый день.

Я качаю головой.