Шаг в аномалию - Хван Дмитрий Иванович (2010)

Первого стрельца Бекетов, пригнувшись, встретил плечом, тут же ударив опешившего противника кулачищем в нос, добавив с другой руки в челюсть. Тот, промычав нечто, завалился на лавку. Второй, однако, даром времени не терял, обрушившись на Бекетова с другой стороны, нанося мощные удары своими кулаками. Вылез из-за стола и Шаховский, тут же бросился на атамана и массой своего тела завалил того на дощатый пол. Падая, оглушённый Пётр Иванович с размаху приложился затылком о сундук, стоявший у окошка, и теперь лишь вяло выставлял руки, чтобы уберечь голову от наносимых ударов.

– Вот я тебе, погодь токмо! – прорычал первый стрелец, вытерев рукавом кровавую юшку из разбитого носа.

Он вытащил из груды тряпья, лежащей в углу светлицы, шёлковый шнурок, намереваясь связать Бекетову руки и, повернувшись спиной к двери, направился к продолжающейся свалке. В это время сзади неслышно отворилась дверь, и Матвей, заглянув в комнату воеводы, мгновенно оценил ситуацию. Решительно войдя в светлицу и перекинув шестопёр в другую руку, он с ходу залепил оглянувшемуся на звук открываемой двери стрельцу по носу, отчего тот, взвыв и отшатнувшись, бросился было на казака, но, увидев шестопёр на замахе, тут же отскочил к окошку. Указав казаку из своего десятка шестопёром на стрельца, обливающегося кровью из совершенно разбитого носа, Матвей со вторым казаком направился к закончившейся уже драке. Он с испугом увидел лежащего навзничь атамана с разбитой головой в луже тёмной крови, натёкшей из нескольких ран.

Шаховский, тяжело дыша, поднимался с колен, оставляя стрельцу вязать бесчувственное тело атамана. Возникший перед ним казацкий десятник с широко раскрытыми от изумления глазами разъярил его вконец! Как посмел этот мужик войти сюда?!

– А ну пшёл отседа, пёс, убью! На заступничество изменника государева идёшь, да ты сам с ним, поди, в сговоре?

Схватив со стола медную чернильницу с фигуркой прыгающего льва, он, яростно рыча, попытался ударить десятника по вихрастой голове, но казак уклонился, воевода лишь только обдал ему лицо и ворот чернилами.

Лицо казака стало каменным, воевода же повторил замах – и снова неудача, замахнулся в третий раз – и тут же в его глазах вспыхнул и мгновенно померк ослепительный свет. Моментально настала гробовая тишина, перестал всхлипывать разбитым носом стрелец у окна, замер, судорожно дёрнув головой, второй. Немигающим взглядом он уставился на Матвея и стал отчаянно пытаться вытащить причудливо изогнутый засапожный нож.

– Путы сними с атамана, – хрипло произнёс Матвей. Стрелец бросил затею с ножом, быстро освободил руки Бекетову и отошёл в сторону.

– Бежать надо, Матвей, подалече, нам это так не оставят, – пробасил стоящий в дверях казак.

Десятник молча кивнул и позвал казаков.

– Братцы, возьмите Петра Ивановича на руки. А вы, Бог вам судия, не хочу вашей крови за кровь нашего атамана, живите уж, сукины дети.

Енисей, берег за острожной пристанью.

Никита и Сахно, тихонько переговариваясь, сидели у костра, на самом берегу Енисея. Лодку они решили бросить тут же, прятать не было смысла – в обратный путь будет нужен струг или лодия, а не малая лодчонка. Назавтра следовало договориться насчёт телеги до Томского городка, а там уже до Тары и по Иртышу до Тобольска. Никите не спалось, в отличие от храпящих устюжан, да и Сахно не прочь был почесать языком, благо ночь стояла тёплая и располагающая к неспешному разговору.

– Говорю тебе, то наша родная вера, отчая, самой земли нашей вера. А енто – греческое учение, силою установленное да отцов наших позабыть указующее, – в который раз наставлял Никиту Сахно.

– Погодь, Сахно, не наводи напраслину – нет такого указания ни в житиях святых, не в Библии. Сколь много средь людей отчую веру исповедующих, и нет у христиан к ним вражды, яко есть средь латынян поганых. Каждому – своё и… – Никита уставился на замершего Сахно, который прислушивался к чему-то.