Шаг в аномалию - Хван Дмитрий Иванович (2010)

– Да нет, старушка шариковая. Вот. – Он протянул бумагу и ручку смутившемуся Конану.

– Владимир, покажи, как ей пользоваться.

Пока Конан пробовал выводить ручкой свою тайнопись, Кабаржицкий у него поинтересовался насчёт носимого им имени.

– Церковное то имя, мирское имя моё будет Елисей, а прозвище Лисица… Дюже лепо сия вещица буквицы выводит. Знатно.

«Лета 137 ис Белореченского острогу писано. По досмотру своему Елисейка Семёнов, боярина Петра Авинова человек. Иванко Микулич по раденью своему ныне при смерти пребывает, на здоровье его уповаем с Божьей милостию. Усмотрел я на Ангаре-реке два городка новгородских да людишек. Числом за две сотни, промышляют они рухлядью мягкой, тунгусов в ясак и подданство своё берут. Ведают они проходы в Китайское царство и торговать зело с ним желают. С чего и мы можем в царство Китайское пройти да торговлишку свою там установить. Токмо нужно с тем знатное число людишек, дабы торговлю вести со всем усердием и толком…»

Конан-Елисей закончил выводить текст и начал другим листом помахивать над письмом. Заметив недоумённый взгляд Вячеслава и смешки Владимира, он невозмутимо сказал:

– Это деется, дабы чернила усохли, ужель вы не ведаете?

– Елисей, они уже давно высохли, не надо дуть.

Тот пальцем попробовал написанные шариковой ручкой буквы и рассмеялся:

– Что ж, занятно…

Вячеслав с торжественным лицом вручил Конану две ручки:

– Подарок.

– Благодарствую, – и тут же упрятал их в дальний карман безразмерного кафтана.

К Вячеславу зашёл Сазонов:

– Андреич, пойдём казачков проведаем. Они с тобой поговорить хотят.

– Ну и я пойду к своим людишкам, уже обед, вероятно, вскорости будет.

Казаков, отделившихся от Хрипунова, поместили в казарме – длинном доме-бараке. За ранеными ухаживали, переломанные кости выпрямили и наложили шины. Несмотря на постоянные напоминания Новикова о бдительности, охраняли их больше для вида – казаки ни разу не дали повода для беспокойства и всё благодарили за лечение и доброе обхождение с ними. Теперь эти два десятка людей просили местного воеводу на разговор.

– Здорово! Ну, чего хотели, орлы? – вошёл в казарму Вячеслав.

– И ты здравствуй, воевода!

Из толпы казаков после недолгого совещания вышел один мужик с опалённой бородой и густыми бровищами, маловразумительную речь свою он компенсировал активной жестикуляцией.

– Мы с братцами рассудили тут. Немочно нам под Хрипуновым ходить… – замялся казак, оглядываясь на своих товарищей.

– Ну и что же вы хотите от меня?

– Ну это… хотим мы под твоим воеводством быть, – закончил он мысль, кивая и тряся серьгой в правом ухе, остальные казаки поддержали своего выборного криками и гулом одобрения.

Кабаржицкий с крайним удивлением приметил стоящего поодаль Конана-Елисея, который в момент импровизированной присяги выборного казака хищно оскалился и, резко повернувшись, ушёл к размещённым в другом бараке спутникам.

«Что бы это значило?» – Владимир озадаченно покачал головой.

На следующий день Вячеслав собрался к Смирнову обсудить все новости, свалившиеся на участников экспедиции. Дарья напросилась с ним, чтобы проведать находящуюся на седьмом месяце беременности Лену Мышкину. Елисей от поездки отказался, сославшись на нездоровье.

Поплыли на струге новгородцев, второй струг был вытащен на берег, чтобы проконопатить прохудившиеся борта. За вёсла сели несколько казаков, бывших хрипуновцев, да тунгусы, пятёрка морпехов во главе с Новиковым была в охранении вояжа. Карпинский с морпехами разместился на носу, деля его с поросятами, которых он то и дело шпынял, когда те в который раз пробовали верёвки на прочность. Казаки взяли в дорогу три пищали новгородцев. Перевязи с подшитыми к ним колбочками с пробкой, где находились заранее отсыпанные доли пороха и заряда, устроили под лавками.