Просто дети - Патти Смит (2010)

В то время Роберт имел контракт с галереей Холли Соломон и для совместной выставки со мной должен был попросить разрешения. Я ровно ничего не знала о правилах игры в арт-мире. Знала лишь, что нам следует выставляться вместе. Мы решили показать работы, которые подчеркивали наши отношения – отношения художника и музы, роли, которыми мы оба менялись.

Роберт захотел, чтобы для галереи Роберта Миллера мы создали нечто уникальное. Для начала он отобрал мои лучшие портреты своей работы и отпечатал в формате крупнее натуральной величины, а нашу фотографию на Кони-Айленде перенес на холст высотой шесть футов. Я нарисовала серию портретов Роберта и решила сделать цикл рисунков на основе его эротических фотографий. Мы выбрали молодого человека, который мочится в рот другому, окровавленную мошонку и персонажа в черном латексовом костюме, сидящего на корточках. Отпечатки были сравнительно маленького формата. По периметру некоторых я написала стихи, другие дополнила карандашными рисунками.

Мы подумывали снять короткометражный фильм, но средства у нас были ограниченны. Мы скинулись, и Роберт нанял оператора – студентку киношколы Лайзу Ринцлер.

Сценария у нас не было. Мы просто надеялись, что оба сыграем свои роли. Приглашая меня на съемки на Бонд-стрит, Роберт сообщил, что приготовил мне сюрприз. Я расстелила на полу кусок ткани, положила на него хрупкое белое платье – подарок Роберта, белые балетки, индийские ножные браслеты с бубенцами, шелковые ленты и фамильную Библию. Все завязала в узел. Почувствовала: теперь я готова. Отправилась в его лофт пешком.

Увидев, что приготовил для меня Роберт, я восхитилась. Точно так же в Бруклине я возвращалась с работы и обнаруживала, что он превратил комнату в живую инсталляцию. Здесь Роберт создал антураж для мифа – задрапировал стены белой сеткой, а на их фоне поставил только одну вещь – статую Мефистофеля.

Я положила узел на пол, и Роберт сказал, что нам обоим надо принять “эм-ди-эй”. Я толком не знала, что это такое, но Роберту доверяла полностью. Я согласилась. Когда мы вошли в кадр, я не думала о том, подействовал “эм-ди-эй” или нет, – слишком сосредоточилась на своей роли. Надела белое платье и браслеты с бубенцами, развязанный узел оставила на полу. Что было у меня на уме? Откровения. Контакт. Ангелы. Уильям Блейк. Люцифер. Рождение. Я говорила, Лайза снимала на кинокамеру, Роберт фотографировал. Он бессловесно направлял меня. Я была как весло в воде, а Роберт – как уверенная рука гребца.

В какой-то момент я решила сорвать со стен сетку – по сути, разрушить его творение. Потянулась, ухватилась за край сетки… и обмерла: меня хватил паралич, ни пошевелиться, ни заговорить. Роберт бросился ко мне и положил руку мне на запястье, и так стоял, пока не почувствовал, что я расслабилась. Он так хорошо меня знал, что без единого слова втолковал мне: все в порядке.

Меня отпустило. Я завернулась в сетку, бросила взгляд на Роберта, а он запечатлел этот миг в движении. Я сняла хрупкое платье, расстегнула браслеты на своих щиколотках. Надела свои джинсы, фельдмаршальские сапоги, старую черную футболку – мою рабочую униформу, а все остальное завернула в ткань и перекинула узел через плечо.

В своем монологе в фильме я рассуждала о том, что мы с Робертом часто обсуждали. Художник пытается докопаться до своего интуитивного понимания богов, но потом ему приходится покинуть это соблазнительное бесплотное царство – иначе он так ничего и не создаст. Для работы художник должен возвращаться в материальный мир. Задача художника – найти равновесие между связью с мистическими мирами и созданием произведений искусства.

Я покинула Мефистофеля, ангелов и руины мира, сотворенного нашими руками, заявила:

– Выбираю Землю.

Я поехала со своей группой на гастроли. Роберт звонил мне каждый день:

– Ты готовишься к выставке? Ты вообще рисуешь? – Он дозванивался мне во все гостиницы на нашем пути. – Патти, чем ты занята? Рисуешь или нет?