Во имя Жизни - Кузнецова Дарья Андреевна (2015)

На этих словах Ичи покосилась на меня с уважением, а брат — с искренним сочувствием. Я в ответ только рассеянно пожал плечами; нельзя сказать, что процесс хождения по магазинам доставляет мне удовольствие, но и особой трагедии я в нём не видел. Наверное, потому, что случалось со мной подобное очень редко.

— Ты мне вот что скажи, жертва наркотиков. Как твоё здоровье и что говорят врачи? Ты окончательно оклемался? — участливо поинтересовался Владимир, переключаясь на другую тему, когда мы с комфортом расселись, и он привычным жестом подгрёб Ичи поближе, себе под бок.

— Да, более-менее. Сейчас потихоньку набираю форму обратно, через полгодика вполне буду готов к свершениям, — я пожал плечами. — Так что списывать меня, определённо, ещё рано.

— Ладно, а по яблоку раздора что слышно? — продолжил старший, удовлетворённо кивнув.

Этот вопрос заставил меня недовольно скривиться, разом испортив настроение. Мы с Ирвином проконсультировались, наверное, со всеми приличными юристами в галактике, и каждый из них, ознакомившись с материалами дела, только разводил руками. Не было там предпосылок к пересмотру. Вернее, был один факт, который с натяжкой можно было посчитать нарушением, но зацепка за него могла ещё сильнее всё испортить: приговор был вынесен в отсутствие обвиняемой. Улик было более чем достаточно, и вряд ли любой другой судья вынес приговор мягче существующего.

В итоге нам оставался только один вариант — прошение о помиловании. Ответить на него мог только Президент лично, а вероятность такого события стремилась к нулю. Сейчас Винни изыскивал способы если не встретиться с этим более чем занятым человеком лично, то по крайней мере обеспечить попадание документа непосредственно в его руки, минуя тысячи секретарей и уполномоченных представителей.

— Пока глухо, — отмахнулся я, уходя от подробного ответа на неприятный вопрос. — А у вас как дела?

— Дома светопреставление и военные действия, — жизнерадостно сообщил Владимир. — Отец так до сих пор и не вернулся, зато приехал Семён. Не знаю, как его угораздило, но он умудрился рассказать всё супруге, и теперь расхлёбывает. Рури не слишком хорошо знает тебя, но очень доверяет маминому мнению, так что без оговорок приняла её точку зрения, смертельно обиделась за её уход и поругалась с мужем. Из дома, правда, не ушла, но на Сёму шипит по поводу и без. Причём непонятно, не то она от него нахваталась, не то это был тщательно скрываемый врождённый талант, но у меня неоднократно возникало желание записывать их пикировки: там такие образы и сравнения были, заслушаешься! Правда, потом психанул уже Семён и теперь ночует на службе. Я кое-кого из его подчинённых знаю; они рыдают в голос и просят хоть что-то с ним сделать, потому что он натурально зверствует.

— Если ты думаешь, что эта ситуация меня радует, ты ошибаешься, — вздохнул я, озадаченный радостным тоном брата.

— Да ладно, не кисни, — он дотянулся и ткнул меня кулаком в плечо. — Как поругались, так и помирятся; всё утрясётся. Но мне уже чертовски хочется посмотреть на женщину, из-за которой разразился такой катаклизм.

— Мне тоже, — я не удержался от мрачной гримасы. В этот момент в дверь позвонили и я дёрнулся пойти открывать, но мама зашикала на меня и упорхнула сама. Ждёт она кого-то ещё, что ли? — Мне начинает казаться, что легального способа её оттуда вытащить просто не существует, и проще спровоцировать какой-нибудь маленький военный конфликт с захватом этой Марины. Мам, ты чего?

Она шагнула в комнату с пёстрой рассыпающейся охапкой цветов в руках, — я опознал только синие ирисы, маки, а большинство видел первый раз в жизни, — и совершенно потерянным видом, прошла к креслу, рухнула в него с размаху и, отчаянно разрыдалась, спрятав лицо в ладонях. Цветы рассыпались по полу, укрыв её ноги, а мы с Володькой растерянно переглянулись.

Очнулся и метнулся к ней я первым, опустившись рядом с креслом на колени.