Принцесса викингов - Вилар Симона (1996)

– Мы с тобой уже пришли к согласию по этому вопросу. Убедить норманнов, в особенности таких закоренелых в грехе язычников, как Ролло, – твоя забота. Я готов заключать все новые перемирия, хотя и понимаю, что многие из франкских вождей не одобрят меня. Ибо когда Роллон только прибыл на землю франков и наш монарх Карл Простоватый предложил ему мир, даже его воспитатель канцлер Фульк Рейнский выступил против этого, заявив, что заключить с норманнами союз – значит отречься от Бога и впасть в идолопоклонство.

– Архиепископ Фульк, говоря мягко, был не слишком умен – да простит меня Господь за столь нелестные слова о покойном. И события последних лет подтвердили, насколько он был не прав. И новый канцлер, мудрый архиепископ Эрве, повел себя совершенно иначе. Во время нашей с ним беседы на соборе в Тросли он рекомендовал проявлять мягкость, ибо сам Папа готов проявлять снисходительность в отношении язычников. Поэтому-то я и терплю, когда в Руане во время мессы новообращенные норманны взывают к Христу, величая его «отцом богов», а причастившись, бегут на другой конец города в свои гнусные капища и приносят жертвы кровожадным идолам.

– Послушай, Франкон, – герцог протянул ладонь с крошками пирога жеребцу, – всем известно, что ты и без того уже заслужил место в раю за свое долготерпение и те унижения, коим подвергаешься, исполняя свой христианский долг и живя среди язычников.

Франкон пожевал губами, пряча улыбку.

– Чего же, однако, ты хочешь от меня?

Герцог заметил, что чаша епископа пуста, и плеснул в нее вина. Тот вздохнул и пригубил.

– Я хочу, чтобы ты не заключал очередное перемирие с Роллоном Нормандским, а заявил, что готов признать его законным правителем Северной Нейстрии, а не завоевателем, и, возможно, даже породниться с ним…

– Что?! – взревел обычно невозмутимый Роберт. Его конь от неожиданности фыркнул и стал пятиться. Герцогу пришлось подхватить его под уздцы и успокоить. Когда его возмущение немного улеглось, он произнес почти спокойно:

– Ты хочешь, чтобы я отказался от намерения рано или поздно вышвырнуть этих вонючих дикарей из христианских земель Франкии? Мой отец Роберт Сильный посвятил всю жизнь этой цели. Мой царственный брат Эд так прославился, воюя с северянами, что заслужил корону. Я вижу, тебя приручили, Франкон, и ты запамятовал, как Эд Робертин разбил их при Монфоконе, как бился с ними Алейн Великий в Бретани, как наголову расколошматил их Арнульф Каринтский у Лувена, а Рихард Бургундский даже получил прозвище Заступника, изгнав эту волчью стаю из своих владений! Я же, по-твоему, должен объявить, что складываю оружие и готов невозмутимо смотреть, как исконные франкские земли попирает пята завоевателя?

– Суета… Все суета, – покачал головой Франкон и тяжко вздохнул. – Ты упомянул отца и брата – пошли им Господь блаженство на небесах! Однако разве ты, третий из Робертинов, еще не понял, что этой войне не будет конца? Твои земли страдают от набегов даже во времена мира. Герберт Вермандуа, твой тесть, едва отбивается от них. Венценосец Карл сосредоточил все свои силы на границе с ними, а Бретань что ни год подвергается их нашествиям. И нет этому предела, ибо сей народ подобен Гидре, возрождающейся из ее пролитой крови. Стоит разбить одних, как тут же появляются новые. Светлейший герцог! Я видел в Руане и Сигурда, и Пешехода, и Отгера Датчанина, но ни одного из них я и не помыслил бы назвать правителем. Ролло же Младшему я готов служить. Он язычник, но он и государственный муж, он мечтает о завоеваниях, но достаточно разумен, чтобы остановиться, когда придет час.

Конь Роберта снова ткнулся герцогу в спину в ожидании подачки. Роберт локтем толкнул его в храп.

– Не хочешь ли ты, Франкон, епископ Ротомагуса, сказать, что тот, кому ты служишь, этот хищник, насытившийся убийством в овчарне, вдруг возлюбил мир?