Каменная подстилка (сборник) - Маргарет Этвуд (2014)

(На особом заседании Ассоциации современных языков, посвященном «Руке», тринадцать – или уже пятнадцать? – лет назад, древний критик-фрейдист заявил, что Рука символизирует возвращение всего подавленного и вытесненного в человеческой психике. Юнгианская критикесса отвергла эту интерпретацию и подкрепила свою точку зрения множеством примеров отрубленных рук из мифологии и магической практики: она сказала, что прототипом «Руки», несомненно, является так называемая Рука Славы, которую отрезали у повешенного и бальзамировали, а затем оснащали свечами, и она открывала любые двери, служа подспорьем для воров. По-французски «рука славы» – main de gloire, и от этого названия произошло слово «мандрагора». Фрейдист заявил, что эта фольклорная информация, во-первых, устарела, а во-вторых, никакого отношения к делу не имеет. Разгорелись страсти. Джек, почетный гость на заседании, извинился и вышел покурить – тогда он еще курил, и его кардиолог еще не поставил ему ультиматум: либо бросить, либо отправиться на тот свет.)

Пока Рука подглядывала из-под ночного столика, Виолетта совлекла с себя все одеяния и прошествовала в душ, оставив дверь из спальни в ванную комнату открытой, чтобы обеспечить как Руке, так и читателю завлекательный вид. Далее шли обильные описания розовых выпуклостей и упругих аппетитностей. Теперь Джек понимает, что в этой сцене перестарался, но двадцатидвухлетнему юноше можно простить неумеренность. (Режиссер первого фильма снял сцену в душе как оммаж «Психо» Хичкока – тем более уместно, что первую Виолетту играла Сью Эллен Блейк, светловолосая богиня, гибрид Джанет Ли и Типпи Хедрен; Джек неутомимо добивался ее взаимности, но в итоге разочаровался – Сью Эллен была эгоистична и готова принимать дары и поклонение, но секс как таковой ей не нравился, и она терпеть не могла, когда ей размазывают макияж.)

Ирена в студенческие дни вообще не пользовалась косметикой (вероятно, потому что та стоила денег), но в итоге выглядела свежей и нежной, ничем не приукрашенной – сама подлинность, как только что вскрытая устрица. Кроме того, она не оставляла бежевых и красных пятен на подушке. (Джек оценил это лишь гораздо позже.)

Рука едва сдерживалась, наблюдая, как Виолетта намыливает различные части тела. Но понимала, что если даст о себе знать сейчас, это не сыграет ей на руку, так сказать. Поэтому она терпеливо ждала, пока автор осыпал Виолетту прилагательными. Рука, читатель и Виолетта любовались телом последней, пока она вытиралась и дразняще умащала ароматным лосьоном идеально гладкие поверхности цвета сливок. Затем она скользнула в облегающее платье, расшитое золотыми блестками, обвела пухлые губы рубиновой помадой, защелкнула на длинной лебяжьей шее, которую так и хотелось сжать, золотое ожерелье, накинула на мягкие, манящие плечи драгоценный белый мех и прошествовала прочь из комнаты, двигая бедрами так, что у зрителей отвалилась челюсть. У Руки, конечно, не было челюсти, но она тоже выразила свою мучительную эротическую фрустрацию – в обеих версиях фильма это передавалось припадком подлинно омерзительных конвульсий.

Как только Виолетта вышла из комнаты, Рука полезла к ней в письменный стол и нашла там розовую бумагу для писем, украшенную инициалами Виолетты. Затем Рука взяла серебряную ручку Виолетты и написала записку почерком безвременно ушедшего Уильяма, который Виолетта, конечно же, помнила:

Я буду всегда любить тебя, милая моя Виолетта. Даже после смерти.

Вечно твой Уильям

Записку Рука положила на подушку Виолетты вместе с красной розой, взятой из букета на ночном столике. Букет был свежий, поскольку Альф, хозяин «альфа-ромео», ежедневно присылал Виолетте дюжину красных роз.