Ассегай - Уилбур Смит (2009)

— Пей, черт тебя дери! Это приказ!

Маниоро откинул голову и, высоко подняв бутылку, наклонил ее так, чтобы вода лилась в рот, а горлышко не касалось губ. Кадык подпрыгнул три раза — масаи сделал три глотка, после чего туго забил пробку и вернул бутылку Леону.

— Слаще меда.

— Как только стемнеет, будем выбираться, — сказал Леон.

Маниоро ненадолго задумался.

— Куда пойдешь?

— Мы пойдем той же дорогой, какой и сюда шли. — Лейтенант выделил «мы». — Надо обязательно вернуться к железной дороге.

Маниоро усмехнулся.

— Что тебя рассмешило, морани? — нахмурился Леон.

— До железной дороги никак не меньше двух дней, — напомнил Маниоро и, покачав головой, многозначительно провел ладонью по повязке. — Ты пойдешь один, бвана.

— Уж не надумал ли ты дезертировать? Знаешь, это ведь серьезное преступление, за него расстреливают и… — Леон не договорил — уловив движение за окном, он схватил винтовку и трижды выстрелил в сторону плаца. По крайней мере одна пуля нашла живую цель — кто-то зло вскрикнул от боли. — Павианы! — проворчал он. На кисуахили сравнение с этой обезьяной считалось оскорбительным. — И сыновья павианов. — Он положил винтовку на колени, потянулся за патронташем и, не глядя на масаи, добавил: — Пойдем вместе. Я тебя понесу.

— Ты понесешь меня, бвана? — вежливо спросил Маниоро и, насмешливо улыбнувшись, добавил: — А ты не забываешь, что нас будут преследовать? И что, будешь нести меня все два дня? Ты это хочешь сказать? Я не ослышался?

— Да. Но может быть, мой умудренный опытом и остроумный сержант предложит лучший план? — вопросом на вопрос ответил Леон.

— Два дня! — Маниоро закатил глаза. — В таком случае мне стоит называть тебя лошадью.

Немного помолчали. Первым снова заговорил Леон:

— Говори же, о мудрейший. Дай совет.

Помолчав немного, Маниоро кивнул:

— Земля, на которой мы сейчас, принадлежит не нанди. Здесь пастбища моего народа. Эти подлые трусы вторглись во владения масаи.

Леон кивнул. На его карте границ, о которых говорил Маниоро, разумеется, не было, и в полученном им приказе ни о каких разграничениях речи не шло. Начальство скорее всего не имело ни малейшего представления о тонкостях межплеменного территориального размежевания, однако до начала восстания Леон не раз бывал в этих местах, когда их высылали в пешие патрули.

— Это я знаю — ты сам мне объяснял. А теперь расскажи, какой у тебя план.

— Если ты пойдешь к железной дороге…

Леон поднял руку.

— Ты хочешь сказать, если мы пойдем к железной дороге.

Маниоро едва заметно склонил голову в знак согласия.

— Если мы пойдем в том направлении, то покинем наши земли и углубимся во владения нанди. Они осмелеют и будут преследовать нас как стая голодных гиен. А вот если двинемся по долине, — Маниоро указал подбородком на юг, — то останемся на земле масаи и каждый наш шаг будет добавлять страху в трусливые сердца нанди. Далеко они не пойдут — не осмелятся.

Леон, обдумав предложение сержанта, с сомнением покачал головой.

— На юге ничего нет, только лес и горы, а мне нужно поскорее доставить тебя к врачу, пока рана не загноилась. Тогда придется отрезать ногу.

— До маньяты, где живет моя мать, отсюда день пути, — сказал Маниоро.

Вот так сюрприз! На секунду Леон опешил — мысль о том, что у сержанта есть родители, почему-то не приходила ему в голову, — потом, оправившись от удивления, вздохнул:

— Ты не понял. Нам нужен доктор, человек, который сможет вытащить стрелу и не даст тебе умереть.

— Лучшего доктора, чем моя мать, здесь не найти. Она знаменитая шаманка, и ее знают все, от океана до больших озер. Она спасла сотни морани, раненных копьем или стрелой или пострадавших от когтей льва. У нее есть снадобья, которые и не снились вашим белым докторам в Найроби.