Последнее волшебство. Недобрый день. Принц и паломница (сборник) - Мэри Стюарт (1979, 1983, 1995)

– Мерлин, когда мы беседовали с тобой ночью о том, что произошло… – Он не договорил, перевел дыхание и приступил снова с отчаянной прямотой: – В ту ночь, когда я совершил с Моргаузой грех кровосмешения, я спросил у тебя, что будет, если она зачала. Я помню, что ты мне ответил. Очень хорошо помню. А ты?

– Я тоже, – неохотно признался я. – Я тоже хорошо помню.

– Ты сказал: «Боги ревнивы, они завидуют людской славе. Каждый человек носит в себе семя своей погибели, всякой жизни наступает предел. И ныне ты сам положил такой предел для себя самого».

Я молчал. Он смотрел мне прямо в глаза настойчивым, бесстрашным взглядом, к которому мне предстояло привыкнуть.

– То, что ты мне тогда сказал, это правда? Ты произнес прорицание или просто искал слова, чтобы успокоить меня перед событиями следующего дня?

– Нет, это правда.

– То есть, если она родит, ты провидишь, что в этом ребенке будет моя погибель?

– Артур, – сказал я, – прорицание нельзя понимать так прямо. Произнося те слова, я не знал – в том смысле, как люди обычно понимают знание, – что Моргауза обязательно понесет от тебя дитя и что в нем будет для тебя смертельная опасность. Я только знал, что, пока ты был с нею, птицы смерти сидели у меня на обоих плечах, давили меня к земле, и пахло падалью. Камень лег мне на сердце, и мне виделась смерть, соединяющая тебя с этой женщиной. Смерть и предательство. Но в чем это выразится, я не знал. Когда же понял, дело уже было сделано, и осталось только ждать, что пожелают ниспослать нам боги.

Артур снова заходил по комнате, приблизился к дверям в опочивальню, молча постоял, привалясь спиной к дверному косяку и не глядя в мою сторону, потом расправил плечи и обернулся. Решительными шагами подошел к столу, сел и, подперев подбородок кулаком, встретился со мною взглядом. Во всех его движениях были, как всегда, плавность и сила, но я, так хорошо знавший его, видел, как натянута узда. Речь его тоже звучала спокойно:

– Ну вот, теперь мы знаем, что птицы-стервятницы не ошиблись. Она и вправду понесла. Но ты в ту ночь сказал мне еще кое-что. Ты сказал, что грех мой совершен в неведении и что на мне вины нет. Что же, кара без вины?

– Так бывает нередко.

– Грехи отцов?

Я узнал слова из священной книги христиан.

– Да, – ответил я, – Утеров грех на тебе.

– А теперь мой на этом ребенке?

Я не ответил. Мне не нравилось направление, которое принял наш разговор. Впервые, беседуя с Артуром, я не чувствовал своей власти над ним. Я говорил себе, что я устал, что сила моя на спаде, что еще придет мой час. Но на самом деле у меня было такое чувство, будто я, как рыбак из восточной сказки, откупорил бутылку и выпустил джинна, а он оказался во много раз сильнее меня самого.

– Все понятно, – сказал король. – Раз мой грех и ее грех падет на голову ребенка, значит, нельзя чтобы он жил. Поезжай на север и скажи это Моргаузе. Или, если хочешь, я дам тебе для нее письмо и сам ей все объясню.

Я набрал воздуху, чтобы ответить, но он не дал мне и рта раскрыть.

– Не говоря уж о твоих предчувствиях – а я не настолько глуп, чтобы ими пренебречь, – разве ты не понимаешь, как это сейчас опасно, если Лот узнает? Она боялась, что забеременела, и, чтобы избежать позора, постаралась раздобыть себе мужа. А кто лучше Лота? Его когда-то прочили ей в мужья, может быть, он даже ей нравился, и тут она увидела случай затмить сестру и приобрести титул и положение, которых лишилась со смертью отца. А уж кому и знать, как не мне, – продолжал он, в ниточку растянув губы, – что любой мужчина, на которого она обратит свою благосклонность, побежит к ней, стоит ей только свистнуть.

– Артур, ты говоришь о ее позоре. Но ты ведь не думаешь, что был первым, кого она уложила в свою постель.

Он ответил с поспешностью:

– Нет, и никогда не думал.