Гитлер - Марлис Штайнер (1991)

Ряд авторов полагают, что «путь Гитлера начался в Вене», однако мы уже убедились, что поиск корней его отдельных поступков и идей требует, чтобы мы заглянули дальше. Сам Гитлер озаглавил вторую главу «Майн Кампф», посвященную предвоенному венскому и мюнхенскому периоду, «Годы учебы и страдания» – возможно, не без влияния сочинения Гете «Годы учебы и скитаний Вильгельма Майстера». Было высказано немало критических замечаний по поводу жалобного тона, пронизанного сочувствием к себе, которым отмечены его венские воспоминания. Особенно подчеркивалась неточность утверждений Гитлера относительно бедности и материальных затруднений. Многие историки, тщательно восстановившие его тогдашнее финансовое положение, утверждают, что, получив наследство от матери и тетки Иоганны, он стал относительно обеспеченным человеком. Так что неизвестно, что Гитлер имел в виду, употребляя такие выражения, как «богиня Нищета» или «госпожа Тревога», – всех обездоленных или образ собственного морального упадка. Смерть матери оставила в его душе зияющую пустоту, спровоцировав и ускорив жестокий личностный кризис, по мнению некоторых исследователей, так до конца и не преодоленный. Отъезд в Линц напоминал бегство; о том, что он провалился на экзаменах в академию, он не сказал никому из родственников и даже своему другу. Не признался он в этом и своему наставнику, мэру Леондинга Йозефу Майрхоферу, который, судя по некоторым данным, хотел обучить его ремеслу булочника. Теперь он тем более не смел даже приблизиться к Стефании, в которую был влюблен. Выше мы уже обсуждали тезис о том, что его мать испытывала чувство стыда и передала сыну сознание вины. Не отбрасывая вовсе это предположение, рассмотрим все же более вероятное толкование: Гитлер сам стыдился своей неудачи и переживал из-за того, что не смог обрадовать Клару своими успехами. Стремясь стереть из памяти этот неприятный эпизод, он стал брать уроки у преподавателя скульптуры Панхольцера, намереваясь повторить попытку. Владелица дома в Урфаре дала молодому человеку рекомендацию к Альфреду Роллеру – известному режиссеру и директору Школы искусств и ремесел в Вене. Она представила Гитлера как очаровательного и серьезного юношу из хорошей семьи. Роллер выразил готовность принять его, а Гитлер отправил своей домохозяйке благодарственное письмо. Позже, во время одной из своих «застольных бесед», он заявил, что так и не воспользовался рекомендательным письмом, хотя, вполне вероятно, что оно сослужило бы свою службу и он не провалился бы на экзамене в 1908 году. Ибо на сей раз экзаменаторы нашли его живописный дар еще менее развитым, а способности к рисованию и черчению – еще более явными. Его не допустили даже ко второму туру испытаний. По всей видимости, эту вторую неудачу Гитлер пережил как настоящую катастрофу, сопровождавшуюся глубоким унижением, которого он так никогда и не забыл. В числе преподавателей фигурировало несколько евреев, и он дал себе клятву когда-нибудь им отомстить. Не исключено, что здесь и кроется один из побудительных мотивов формирования его антиеврейского синдрома. Как бы то ни было, одно несомненно: поражение усилило его замкнутость. До этого, с февраля по июль, он жил вместе с Кубицеком на Штумпергассе. Его товарищ продолжал старательно учиться в консерватории и даже взял напрокат пианино, которое заняло бо́льшую часть их комнаты. По вечерам молодые люди совершали вылазки, чаще всего в Оперу. Именно тогда у Гитлера родился замысел сочинить оперу – «Wieland le Forgeron» («Виланд-кузнец»), для которой он, вдохновленный идеей Вагнера о необходимости синтеза музыки и драматического действия, написал либретто и придумал некоторые музыкальные темы, которые его другу Густлю оставалось, по его мнению, «только оформить». Но прожект двух неофитов не вышел за рамки набросков и вскоре был ими заброшен.