Принцесса Монако - Джеффри Робинсон (2013)

За четыре года учебы в Соединенных Штатах пресса проявила к нему интерес лишь в первую неделю занятий в колледже и во время вручения дипломов. В остальное время никто не ходил за ним по пятам с фотоаппаратом наготове.

— Это было здорово. Неудивительно, что у меня сохранились самые лучшие воспоминания о тех годах. Так бывает и сейчас, когда я приезжаю в США. Там меня мало кто знает, я же без необходимости не рассказываю, кто я такой и откуда прибыл. После зимних Олимпийских игр 1988 года я отправился в путешествие с друзьями. Мы выехали из Техаса в Лос-Анджелес и по пути останавливались в дешевых мотелях в Аризоне и Нью-Мексико. Это было круто. Никто не знал, кто я такой. И всем было на это наплевать. Я был просто счастлив.

Позднее, когда Альберу предстояло унаследовать корону, положение изменилось. Наследнику Ренье стало трудно жить в Монако, особенно учитывая незримое, но постоянное давление со стороны прессы.

— Мне неприятно видеть собственное лицо на разворотах бульварных газет, — признался Альбер. — Поэтому я не даю им фотографировать меня. Приходится быть осторожным и выбирать, куда пойти и с кем. Они не должны мешать мне в общении с людьми. Это нелегко, и с каждым годом становится все труднее и труднее. Хотя мне кажется, есть способы сохранить анонимность.

Ему всегда было трудно появляться на людях с девушками, так как папарацци надеялись первыми сделать снимки следующей княгини Монако. Они преследовали его в Париже, стоило ему пойти куда-то с сестрами. Альбер не раз был вынужден прибегать к помощи друзей, чтобы те ехали за ним в другой машине, держа папарацци на расстоянии.

Однажды кто-то из друзей даже развернул машину поперек улицы и перегородил дорогу, чтобы дать Альберу и Стефании возможность скрыться. Не успел он это сделать, как в его автомобиль врезалась машина с папарацци. Друг Альбера пожаловался, что они разбили его машину. Сидевший за рулем фотограф ответил: «Подумаешь! За те деньги, что мы получаем за снимки, мы купим тебе целых три!»

16

Грейс

Прекрасный летний вечер в Сен-Жан-Кап-Ферра. Как давно это было! Светский прием в самом разгаре. Увлеченно беседуя с кем-то из гостей, Грейс не спеша идет по огромной ухоженной лужайке к каменному волнолому. Где-то в тени деревьев играет струнный квартет. Лунная дорожка сверкает на темной воде.

Грейс все больше и больше удалялась от гостей — мужчин в белых смокингах, женщин в длинных вечерних платьях. Образовав вокруг нее широкий полукруг, гости негромко беседовали, пили шампанское, лакомились бутербродиками-канапе и шли вслед за ней. Затем внезапно, словно кто-то намеренно приглушил музыку, разговоры стихли, и стал слышен только голос княгини.

Прошла секунда.

Неожиданно ощутив, что у нее за спиной что-то происходит, Грейс обернулась и увидела, что все гости смотрят на нее.

Она смутилась на миг, потом хлопнула в ладоши и повела всех обратно к пляжному домику, где объявила:

— А теперь купаться!

После этого все как завороженные вошли в воду.

Эта женщина умела очаровывать.

Монегаски тепло приветствовали Грейс, когда она прибыла к ним, и сердечно радовались вместе с князем, взявшим ее в жены, рукоплескали ей и чествовали ее. Но в глубине души они отнеслись к ней с легким недоверием. Они показывали на нее пальцем и говорили: «Посмотрите, это Грейс Келли!» Они не могли взять в толк, что эта иностранка делает в Монако. Прошло 5 лет, прежде чем местные жители стали называть ее княгиней Грейс.

— Когда я приехала в Монако, у меня возникло множество проблем, — признавалась Грейс. — Прежде всего с языком. По-французски я говорила скверно. Я знала лишь то, чему нас учили в школе, самые простые вещи, вроде «la plume de ma tante»[4]. Я изнемогала от свалившихся на меня трудностей. Но самая главная состояла в том, чтобы снова стать обычным человеком после того, как я долгое время была актрисой.