Осада Бостона, или Лайонел Линкольн - Джеймс Фенимор Купер (1825)

— О ком же, если не о Вашингтоне, — услышала она чей-то голос за своей спиной, и удивительный звук этого глубокого и низкого голоса мгновенно напомнил ей о старом вестнике смерти, появившемся у ложа ее умирающей бабки.

Сесилия вскочила со стула и на несколько шагов отступила от Ральфа, который стоял, глядя на нее твердым, испытующим взором, ничуть не смущаясь тем, что привлек к себе всеобщее внимание. , — Мы с вами видимся не в первый раз, сударыня, — продолжал старик, — и простите меня, если я скажу, что женщине должно быть приятно увидеть знакомого в таком неподходящем для нее месте.

— Знакомого? — растерянно отозвалась Сесилия.

— Да, знакомого: мы знаем друг друга, — многозначительно ответил Ральф. — И вы убедитесь в этом, когда услышите, что я видел ваших двух спутников в казарме, неподалеку отсюда.

Сесилия украдкой оглянулась и, к своему ужасу, обнаружила, что ее разлучили с Меритоном и незнакомцем. Не успела она опомниться, как старик приблизился к ней и с изысканной вежливостью, столь разительно отличавшейся от его грубой и небрежной одежды, произнес:

— Здесь не место для племянницы пэра Англии. Но я уже давно как дома в этом городке, где все дышит войной, и отведу вас в убежище, более вас достойное.

На мгновение Сесилия заколебалась, но, увидев, с каким удивлением все на нее смотрят, с каким жадным любопытством, прекратив свои занятия, слушают каждое слово, сказанное ею и стариком, она застенчиво приняла предложенную ей руку, и они в полном молчании покинули комнату, а затем и дом — через дверь, противоположную той, в какую вошла Сесилия, и оказались на другой улице, в стороне от шумной и пьяной толпы.

— Я не могу уйти без своих спутников, — промолвила Сесилия.

— Они взяты под стражу, — невозмутимо ответил старик, — и вы можете либо разделить с ними заключение, либо на время расстаться с ними. А если часовые догадаются, что за человек тот, кто привел вас сюда, ему придется плохо.

— Догадаются? — переспросила Сесилия, отшатнувшись от старика.

— Я думаю, что слова мои ясны! Разве он не смертельный, упорный враг свободы? Неужто вы думаете, что наши соотечественники так безрассудны, что позволят подобному человеку свободно разгуливать по нашему лагерю? Нет, нет, — пробормотал старик с тихим ликующим смехом, — он искушал судьбу, как глупец, и погибнет, как собака!.. Ну, идемте! Место, куда я вас веду, в двух шагах, и вы сможете вызвать к себе этого человека, когда захотите.

Старик почти силой увлек за собой Сесилию, и они действительно очень скоро остановились у двери простого уединенного дома, перед которым взад и вперед ходил часовой. Позади дома то появлялась, то исчезала длинная тень другого часового — свидетельство того, как бдительно охраняли тех, кто находился внутри.

— Входите! — сказал Ральф, решительно отворив дверь.

Сесилия повиновалась, но, вступив в узкий коридор, вздрогнула, увидав расхаживавшего там еще одного часового с ружьем.

Ральф, который, видимо, был здесь своим человеком, непринужденно спросил:

— Приказ от Вашингтона еще не получен?

— Нет, — ответил часовой, — и, судя по этой задержке, нельзя ждать ничего хорошего.

Старик пробормотал себе что-то под нос, но прошел вперед и, распахнув другую дверь, воскликнул:

— Входите!

Сесилия послушно переступила порог, и дверь за ней тотчас захлопнулась. Не успела она выразить ни удивления, ни испуга, как очутилась в объятиях своего мужа.

Глава 31

Дочь Капулетти!

Так в долг врагу вся жизнь моя дана!

Шекспир, «Ромео и Джульетта»

— Ах, Лайонел, Лайонел! — вскричала, плача, Сесилия, осторожно высвобождаясь из крепких объятий Линкольна. — В какую минуту ты покинул меня!