Осада Бостона, или Лайонел Линкольн - Джеймс Фенимор Купер (1825)

Генерал Гедж, со своей стороны, также начал принимать меры предосторожности: он усердно укреплял свой форт и, предугадывая намерения колонистов, всячески препятствовал им создавать тайные арсеналы. Первая задача не представляла трудности, так как ей чрезвычайно благоприятствовало расположение форта, так же как и характер войск, которыми он располагал.

Окруженный со всех сторон морем, за исключением узкого перешейка, увенчанный тремя грядами холмов, командующими над всеми окружающими возвышенностями, бостонский полуостров мог при наличии толкового гарнизона выдержать любую осаду, особенно при поддержке хорошего флота. Впрочем, укрепления, воздвигнутые генералом, отнюдь не отличались особой мощностью, так как было общеизвестно, что в арсенале колонистов имеется не больше полдюжины легких полевых пушек да небольшой осадный парк, состоявший исключительно из старинных громоздких корабельных пушек. Вот почему, прибыв в Бостон, Лайонел увидел расположенные на вершинах холмов артиллерийские батареи, часть которых совершенно явно предназначалась не столько для отражения нападения извне, сколько для поддержания порядка внутри города, да еще поперек перешейка были возведены укрепления.

Гарнизон насчитывал всего около пяти тысяч человек.

К этому следовало прибавить некоторое количество морских офицеров и матросов, приплывавших и уплывавших с военными кораблями.

Все это время связь между городом и страной не нарушалась, хотя в ней и были замечены перебои, обусловленные застоем в торговле и неуверенностью, порождаемой положением вещей. Не одна семья бостонцев уже покинула родной город, однако многие видные поборники американской независимости продолжали оставаться в своих жилищах, оглушаемые треском английских барабанов, распаляемые насмешками, которым подвергались их не искушенные в военном деле соотечественники со стороны английских офицеров. По правде сказать, мнение о военной слабости колонистов было распространено не только среди легкомысленных безусых юнцов; многие искренние сторонники американцев в Европе опасались, что в случае военного столкновения спор решится не в пользу колонистов вследствие их неспособности отстоять свои права до конца.

Так обе стороны выжидали, готовые к схватке: народ — угрюмый, настороженный и готовый взять оружие по первому знаку своих вождей — сохранял образцовый порядок и спокойствие, но не подчинялся закону; армия — веселая, надменная, беспечная — держалась не слишком вызывающе и не слишком притесняла население, пока несколько неудачных экспедиций в поисках оружия в глубь страны не окончились полной неудачей. Но с каждым часом росли недовольство со стороны колонистов и враждебность, смешанная с презрением, — со стороны английских войск, чему способствовали бесчисленные стычки, носившие иной раз чисто личный, иной раз общественный характер. Однако они скорее принадлежат истории и не имеют прямого отношения к нашему повествованию. Вся жизнь в городе замерла, люди проводили время в томительном ожидании.

Было известно, что парламент не только не отменил своих политически опасных решений, но наложил на колонии новые ограничения в правах и для поддержания порядка шлет свои войска и флот.

Как долго может страна пребывать в столь противоестественном состоянии и чем все это кончится, никто не взялся бы предугадать — дать ответ могло только будущее.

Народ, казалось, дремал; однако его сон был не менее чуток, чем сон воина, задремавшего в доспехах, с мечом в руке. Войска ежедневно проводили учения и маневры, отчего каждый, даже самый закаленный в боях солдат приобретал со стороны еще более воинственный вид, и тем не менее обе враждующие стороны все еще продолжали открыто выражать свое нежелание проливать кровь.

Глава 6

Он слишком тощ! Его я не боюсь…

Смеется редко, если ж и смеется,

То словно над самим собой с презреньем

За то, что не сумел сдержать улыбку.

Шекспир, «Юлий Цезарь»