Беглая монахиня - Филипп Ванденберг (2011)

— Я легко поднимаюсь по канату на самые высокие церковные башни. Это под силу лишь одному человеку во всем мире, Великому Рудольфо! — Правой рукой канатоходец прочертил в воздухе элегантную дугу, словно ожидая бурных оваций.

— А остальная публика? — Георг фон Вальдбург пренебрежительно махнул в сторону артистов и внимательно осмотрел каждого в отдельности. Его взгляд задержался на Магдалене.

Магдалена опустила глаза, не в силах выдержать пронзительный взгляд высокопоставленной особы. Грузный каноник, скорее равнодушно наблюдавший за разговором, подошел к Трухзесу и что-то зашептал ему на ухо.

— Так отвечай же на мой вопрос! — прикрикнул тот на Великого Рудольфо.

— Ну, в общем, так, — обстоятельно начал Рудольфо, — мы дивим публику разного рода кунштюками, смешим фокусами, словом, удовлетворяем любопытство людей, их страсть к сенсациям. Но, пожалуй, это не самое правильное в эти горестные дни.

— Что ты несешь, шут, — возмутился Трухзес фон Вальдбург. — Именно в плохие времена народ нужно отвлекать, так что вы появились как раз кстати.

Однако Рудольфо решительно воспротивился этой точке зрения:

— Ваша милость, возможно, народ нуждается в том, чтобы его отвлекли от забот и нужд. Но в тяжелые времена у людей нет лишних монет, чтобы с легкостью бросать их в шляпу циркача. Нет, мы двинемся на запад, в Брабант, где правят Габсбурги и где годами царит мир.

— Габсбурги от вас не убегут, — горячился Георг фон Вальдбург. — А что касается монет в ваших шапках, то вы, шуты, в накладе не останетесь, если порадуете горожан Вюрцбурга своим искусством. Скажем, десять гульденов в день и по два гроша на питание каждому.

Великий Рудольфо сморщил лоб, как бы обдумывая предложение. За десять гульденов можно было купить чистокровную лошадь лучшей породы! Тем более что на всем протяжении вниз по Майну до Майнца выступать артистам все равно было негде.

— Я не хочу на тебя, конечно, давить, — добавил Трухзес. И не успел Рудольфо заверить, что согласен с предложенной суммой, как главнокомандующий изрек: — Скажем, пятьдесят гульденов за три дня. Соглашайся!

Увидев, как каноник закатил глаза, будто отрешенный столпник, Рудольфо молниеносно схватил руку Вальдбурга и пожал ее.

— Договорились, ваша милость! Мы вас не разочаруем.

— Надеюсь, артист! — воскликнул тот, взмыв на своего горячего жеребца и пришпорив его. — Завтра около десяти утра городские ворота будут открыты для вас! — И, подбадривая лошадей криками, кавалькада исчезла за деревьями.

— Ловкий переговорщик этот Рудольфо, — шепнул Мельхиор Магдалене, все еще судорожно сжимавшей его руку.

— Я ужасно боялась, — тихо ответила Магдалена.

Между тем на поляну опустился вечер, и Великий Рудольфо отдал приказ разбить лагерь прямо тут. В мгновение ока повозки и фургоны были составлены в каре, защищающее лошадей и волов. Между деревьями возничие натянули тент, а землю выстлали соломой, которую возили в своей повозке. Все это было проделано так слаженно и быстро, что Магдалена не могла опомниться от удивления. Чтобы не стоять в бездействии, она спросила первого попавшегося, чем могла бы быть полезна. Им оказался великан из Равенны, якобы пивший из водосточной трубы.

— Ах ты, Боже мой, малышка! — расплылся тот в широкой улыбке. Магдалену покоробило, что он назвал ее малышкой. Хотя, конечно, если сравнить его и ее рост, она выглядела рядом с ним просто ребенком. И все же его обращение показалось ей неуместным, и она передразнила его:

— Ах ты, Боже мой, великан!

Тот сразу понял намек Магдалены и примирительным тоном сказал:

— Я не имел в виду ничего плохого, но я ведь даже не знаю, как тебя зовут.

— Магдалена, — представилась она.

— Леонгард Куенрат, — ответил великан.

— А ты в самом деле родом из Равенны?

— Чушь собачья. Моя люлька стоит в Штрасбурге.

— Большая, должно быть, люлька.