Власть меча - Уилбур Смит (1986)

Она налила кофе – Сантэн никак не могла привыкнуть к обильным английским завтракам – и отнесла чашку во главу стола.

– Возможно, миссис Кортни. У нас на аукционе в прошлом месяце был гораздо лучший образец его работ, «L’Ecluse de Marly»[29]; мы назначили очень скромную начальную цену, но и ее не получили. Боюсь, сейчас конъюнктура выгодна для покупателя.

– О, не беспокойтесь, сэр. – Шаса вывалил на тарелку горкой яичницу и увенчал ее куском свежего хлеба. – Она не продается. Мама никогда ее не продаст, верно, мама?

Дейвенпорт не обратил на него внимания и отнес свою тарелку на свободное место рядом с Сантэн.

– А вот Ван Гог в парадной гостиной – совсем другое дело, – сказал он, набрасываясь на копченого лосося с большим энтузиазмом, чем проявлял к чему-либо после своего прибытия. С набитым ртом он прочел по блокноту: – Зеленое и фиолетовое пшеничное поле; борозды направляют глаз к огромному шару восходящего солнца высоко на картине. – Он закрыл записную книжку. – В Америке даже при нынешнем состоянии рынка большая мода на Ван Гога. Конечно, не могу сказать, долго ли она продержится, сам я его не выношу, но я прикажу сфотографировать картину и разошлю снимки десятку наших самых важных клиентов в Соединенных Штатах. Думаю, за него можно выручить от четырех до пяти тысяч фунтов.

Шаса положил нож и вилку и переводил с Дейвенпорта на мать вопросительный и тревожный взгляд.

– Думаю, мы поговорим об этом позже, мистер Дейвенпорт, – торопливо вмешалась Сантэн. – Я отвела вам вторую половину дня. А сейчас давайте наслаждаться завтраком.

Трапеза прошла в молчании, но когда Шаса отодвинул тарелку, не доев, Сантэн встала вместе с ним.

– Куда ты, chеri?

– На конюшню. Кузнец меняет подковы у двух моих пони.

– Я с тобой.

Они пошли по тропе вдоль нижней стены Гугенотского виноградника, где росли лучшие сорта винограда, и обогнули старые помещения для рабов. Оба молчали. Шаса ждал, пока мать заговорит, а Сантэн не могла найти слов, чтобы объясниться. Конечно, осторожно рассказать о таком невозможно, она и так слишком затянула объяснение. И это сейчас еще больше затрудняло ее положение.

У входа в конюшенный двор она взяла сына за руку и повернула в сторону плантации.

– Этот человек, – начала она, замолчала, потом начала снова. – «Сотби» – крупнейший аукционный дом в мире. Он специализируется на произведениях искусства.

– Знаю, – снисходительно улыбнулся Шаса. – Я не такой уж невежда.

Она привела его к дубовой скамье у ручья. Хрустальная вода с журчанием выливалась из маленького каменного грота и с плеском падала к их ногам в выложенный кирпичом бассейн среди папоротников и поросших мхом камней. Форели размером и толщиной с предплечье Шасы с надеждой подплыли к ним, выставляя из воды носы.

– Шаса, chеri, он приехал, чтобы продать для нас Вельтевреден.

Сантэн сказала это четко и громко, и сразу вся невероятность происходящего обрушилась на нее, как валится дуб, и, дав наконец волю отчаянию, она сидела рядом с сыном, подавленная и молчаливая, чувствуя, как съеживается, уменьшается.

– Ты говоришь о картинах? – осторожно спросил Шаса.

– Не только о картинах, но и о мебели, о коврах и серебре. – Ей пришлось замолчать, чтобы перевести дух и справиться с дрожью губ. – Шато, поместье, пони – все.

Он смотрел на нее, не в силах понять. С четырех лет он жил в Вельтевредене – всю свою жизнь, какую помнил.

– Шаса, мы все потеряли. После ограбления я пыталась продержаться. Но не смогла. Все ушло. Мы продаем Вельтевреден, чтобы заплатить долги. Потом ничего не останется. – Голос ее дрогнул. Она коснулась губ, чтобы унять их дрожь, и только тогда продолжила: – Мы больше не богаты, Шаса. Все ушло. Мы разорены, совершенно разорены.