Власть меча - Уилбур Смит (1986)

Манфред почувствовал этот удар. Он почувствовал, что кости его правой руки сломались, они трещали и лопались, как сухие ветки, боль была как белое электричество, которое пронеслось по руке и заполнило голову пламенем. Но в этой боли были торжество и пьянящая радость, потому что он знал: все кончено. Он победил.

Пламя боли утихло, Манфред опять мог видеть и поискал, где у его ног лежит американец, но дикое биение его сердца на мгновение словно остановилось, а само сердце превратилось в сгусток отчаяния. Сайрус Ломакс оставался на ногах. Оглушенный, он шатался, глаза его потускнели, он ничего не видел, его ноги словно стали ватными, а голова свинцовой, он раскачивался, готовый вот-вот рухнуть, – но оставался на ногах.

– Убей его! – кричали в толпе. – Убей!

Манфред видел, как мало для этого нужно: еще один удар правой, и американец упадет, – всего один удар. Но этой возможности не было, ничего не осталось. Правая рука отказала.

Американец качался, как пьяный, отскакивая от канатов, колени его подгибались, но каким-то невероятным усилием воли он распрямлялся опять и опять.

«Левая рука. – Манфред собрал все остатки сил. – Я должен достать его левой».

И, превозмогая боль, он снова пошел на противника.

Он пустил в ход левую руку, нацелившись в голову, но американец отклонил удар некоординированным движением вперед, обеими руками схватил Манфреда за плечи и повис на нем, как утопающий. Манфред попытался сбросить его, рев толпы превратился в безумный гром, рефери кричал: «Брек! Брек!», но американец продержался достаточно долго.

Когда рефери наконец развел их, взгляд Сайруса сфокусировался: к боксеру вернулось зрение; он начал пятиться от отчаянных усилий Манфреда достать его левой, и тут прозвучал гонг.

– В чем дело, Мэнни? – Дядя Тромп подхватил его и отвел в угол. – Ты его побил? Что случилось?

– Правая, – сквозь боль ответил Манфред; дядя Тромп коснулся его правой руки чуть выше запястья, и Манфред едва сдержал крик боли. Рука распухла, отек разрастался на глазах.

– Я выбрасываю полотенце, – прошептал дядя Тромп. – С такой рукой ты не можешь драться.

Манфред рявкнул:

– Нет!

Яростным взглядом желтых глаз он посмотрел через ринг туда, где секунданты хлопотали над ошеломленным американцем: прикладывали холодные компрессы, подносили к носу нюхательную соль, хлопали по щекам и говорили, говорили ему что-то.

Гонг возвестил начало восьмого раунда, и Манфред встал; он с отчаянием увидел новые силу и скоординированность движений американца. Он по-прежнему опасался и не был уверен в себе, пятился, выжидал нападений Манфреда, но с каждой минутой набирался сил; вначале он был явно удивлен нежеланием Манфреда пускать в ход правую руку, потом в его взгляде мелькнуло понимание.

– Тебе конец, – проворчал он на ухо Манфреду во время следующего клинча. – У тебя нет правой руки, белый. Теперь я тебя съем!

Его удары становились все сильнее, и Манфред начал пятиться. Его левый глаз заплыл, закрылся; во рту он чувствовал медный вкус крови.

Американец нанес сильный прямой левой, и Манфред невольно закрылся правой рукой, приняв удар перчаткой; боль была так сильна, что в глазах у него потемнело и земля качнулась под ногами; в следующий раз он побоялся парировать правой, и удар американца прошел и пришелся в поврежденный левый глаз. Манфред видел, что на лице, как напившийся крови клещ, повисла опухоль – большая пурпурная «виноградина» совершенно закрыла его левый глаз. Гонг: конец восьмого раунда.

– Еще два раунда, – прошептал дядя Тромп, прижимая к его глазу мешочек со льдом. – Видеть можешь, Мэнни?

Манфред кивнул и встал, услышав гонг – начало девятого раунда. Американец энергично двинулся ему навстречу – чересчур энергично: он опустил правую руку, собираясь сильно ударить, и Манфред двинул его левой; удар отбросил Ломакса.