Биология желания. Зависимость — не болезнь - Марк Льюис (2007)

Тяга долбила его каждый час бодрствования. Его злило, когда наркотика не было в кармане, но также он ненавидел неумолимое влияние этого на свое настроение и то, какое значение он этому придавал. Наконец, его друг Джозеф, завязавший с метом пару лет назад, попробовал повлиять на него и попытался убедить пойти с ним на встречу Анонимных Наркоманов (АН).

«Послушай, все наладится, — настаивал Брайан. — Мне только нужно найти работу».

«Ты рассуждаешь не здраво, — ответил Джозеф. — Тебе просто нужны деньги на наркотики. Ты никогда не останавливаешься, так ведь? Тебе нужна пауза».

В последующие месяцы Джозеф периодически интересовался: «Все еще употребляешь?»

«Не, просто последние дни были тяжелыми». По мнению Брайана, ложь была не более аморальной, чем правда. И странным, удивительным образом он не мог признать, что его основная проблема — это зависимость, что было очевидным для всех остальных. Он все еще тосковал по Вере; он все еще рассматривал мет как замену Вере. Это был перелом, который не срастался.

Наконец, он пошел с Джозефом на собрание АН. Он сидел среди незнакомых людей задрипанного вида. Сначала он не мог сосредоточиться на их историях, странных девизах и метафорах, попытках прояснить, в чем их проблемы и каковы их истинные желания. А затем он начал замечать, что их истории похожи на его. Он находил параллели. Он начал понимать, что слово «зависимый» применимо и к нему. Он стал посещать собрания чаще. И тогда его внутренняя проблема обнажилась. Мет — вот все, что ему было нужно. И ему необходимо избавиться от зависимости. Ему нужно избавиться от нее, так как она занимает слишком большую часть его жизни. Все зависимые переживают горечь потери, когда окончательно поворачиваются спиной к другу, любимому, части себя.

Это мучительно.

Брайану никогда не нравились ритуалы и догмы АН, но он видел, что ему они помогают. На собрании ему не приходилось притворяться кем-то, кем он не был. Там его принимали как человека, который страдает, и он действительно страдал. Это его утешало. Это делало его одиночество не таким острым. Постепенно он смирился с тем, что Вера давно ушла. И так как его потребность в ней и его желание мета были столь тесно переплетены, казалось, их можно похоронить в одной могиле, поставить на них крест в одно и то же время.

* * *

Следующие четыре с половиной года он жил в хибаре, принадлежавшей человеку, который хотел расплатиться за оказанную в прошлом услугу. Вначале он иногда покуривал, но мет как будто утратил для него привлекательность. Он был теперь частью другой жизни — не его собственной. Наркотик перестал быть во благо, начал мешать. Брайан продолжал периодически посещать собрания, но большую часть работы ему нужно был проделать самому или с незначительной помощью со стороны. Первые полгода у него были еженедельные встречи с психотерапевтом, чьей работой было собирать и удерживать нераспознанные осколки его жизни — в особенности детства, — пока он не смог связать их воедино и осмыслить свой способ взаимодействия с миром. В начале терапии он осознал, что его поступки в каждой ситуации были выражением привычки, а не осознанным действием. Затем, в последующие месяцы, он исследовал природу и происхождение привычек, которые определяли его жизнь. Его мать любила «поорать», как Брайан выразился, — у нее был изменчивый нрав, и она то критиковала и злилась на него, то чрезмерно опекала. «Я никогда не был достаточно хорошим, — вспоминает он. — Как и мой брат. Но мне не разрешали купаться до тринадцатилетнего возраста». Он просто ожидал, что другие люди будут действовать так же. Он хотел быть свободным от их ожиданий; он был убежден, что резкий отпор поджидает его на каждом шагу. Он хотел быть самостоятельным человеком, но ему также было нужно подтверждение этого, почти беспрестанно — по крайней мере, больше, чем могла предложить Вера.