Знак Сокола - Хван Дмитрий Иванович (2011)

– Николай, – отвечал тогда Вячеслав. – Игорь чудить уже не будет. Мы с ним обо всём договорились. Ты же помнишь, что вояж в Данию и Курляндию – целиком его идея? Сейчас он выполняет свою задачу, собирает земли Хайларского, Сунгарийского и Уссурийского воеводств своей Родины.

– Он же говорил, что приносил уже одну присягу, а второй не будет, – проговорил профессор.

– Я не требую от него присяги, – сказал Соколов. – Зато его потомки будут верно служить Ангарии.

Сунгарийск. Октябрь 7151 (1643).

Очнулся Дюньчэн от ноющей головной боли, отдававшейся пульсацией в висках. Болела и рука, – этот проклятый варвар едва не сломал её. Тело и душа дутуна наполнились болью и гневом. Вспомнил он и о своей несдержанности. Вероятно вражеский военачальник желал, чтобы его пленник потерял самообладание воина. Он верно выбрал болевые точки. И теперь маньчжур лежал на земляном полу, слегка присыпанным соломой. Лежал навзничь, широко раскинув руки. Когда Дюньчэн открыл глаза, то увидел над собой лишь тёмный потолок, а впереди перекрещенные жерди. Маньчжур тоскливо застонал. О небо! Он, словно последний вор, сидел в клетке! Подобравшись, маньчжур подполз к стене и прислонился к ней, переводя дыхание. Поморгав, дабы с глаз сошла пелена, дутун увидел, что на него внимательно смотрит молодой амурец. Он сидел на лавке у противоположной стены, сжимая в руках аркебузу. В стороне тускло горел фонарь, без него в помещении было бы совсем сумрачно, два маленьких зарешечённых окошка почти не давали света. И тут маньчжур вспомнил дом северного варвара – там окна были гораздо больше и они были застеклены! Слишком богато для северных варваров, прозябавших в невежестве. Христиане уже имеют свои городки близ пределов империи Цин! Дутун понял, что ему необходимо добраться до Нингуты, любой ценой. Варварам можно обещать что угодно, слова ничего не стоят. Уставившись на амурца, Дюньчэн попробовал смутить его взглядом. Взглядом господина и не важно, что он сейчас за решёткой! Цин будет властвовать и тут и в халхасских и в китайских землях.

Однако не удалось. Маньчжур раздосадовано закрыл глаза и ухмыльнулся.

– Пить хочешь? – раздался вдруг голос амурца.

'Ни тени почтения' – с горечью отметил дутун.

– Попался бы ты мне раньше, солонская собака, – пробормотал пленник. – Да! Дай воды, варвар.

– Это ты теперь варвар, – рассмеялся солон. – Это ты сидишь в клетке на грязном полу.

Амурец зачерпнул ковшиком воды в бочке, стоявшей в углу и направился было к клетке. Маньчжур привстал и, показывая свою слабость, тоже потянулся к жердям.

– Но-но! – остановился солон. – Иди в угол! Мне сказали, если ты будешь подходить близко к прутьям клетки, то я должен уколоть тебя штыком!

Шипя ругательства, маньчжур сел на солому. Амурец, тем временем, поставил ковшик на пол и снова отошёл к лавке. Не успел Дюньчэн напиться, как дверь в тюремное помещение отворилась, и вошёл один из чужеземцев-христиан. Бородатый, неприятный на вид чужак, пророкотал что-то солонцу и тот принялся говорить с ним на этом собачьем языке! Это очень опасно! Нельзя допустить того, чтобы христиане забрали себе данников Цин.

– Очнулся, чёртов маньчур? – казак приставил ружьё к стоящему в углу столу и посмотрел на пленника. – Ишь, яко сыч бельмами хлопает! Петька, ты иди отседова ужо. В столовой ужин готов.

– Хорошо, дядька Козьма! – обрадовался амурец. – Есть хочется, то верно.

– Иди-иди, – с улыбкой проговорил казак. – А ты, маньчур, жди. Сам воевода сейчас пожалует. Не разумеешь? У-у, как есть, дикарь.

Дюньчэн понимал, что с этим варваром разговаривать не нужно, языка маньчжурского он не понимает, в отличие от амурцев. Посему дутун сел на солому в дальний угол клетки, закрыл глаза и отрешился от действительности, вспоминая Эрдени и детей. Однако проклятый чужеземец не переставал что-то говорить на своём собачьем языке, обращаясь к маньчжуру.