Вокруг пальца - Йон Колфер (2013)

Бросив машину на желтой линии, я взбегаю на крыльцо через две ступеньки, сделав передышку, лишь когда мой бывший сосед, старик мистер Хонг, шаркает из парадной двери, волоча между выгнутыми колесом ногами свою хозяйственную тележку на веревочке, туго впившейся в то самое место, где лично мне веревка была бы крайне некстати.

– Мистер Хонг, – говорю я, рефлекторно проявляя вежливость.

– Яйца у меня аж горят, – сердито отзывается он. – Их прям как узлом связали.

В первые сто раз, когда он говорил это мне, я указывал на веревку, вгрызающуюся ему в причиндалы. Теперь же я просто гоню пургу.

– Это все свалка Нью-Джерси, – говорю я, особо не вкладываясь. – Исключительно вредно для яиц.

Хонг ворчит, достает откуда-то персик, сует его в рот целиком и начинает ежедневный марафон переминания персика деснами в пюре, пока тот не удушил его. Я проскальзываю мимо него в подъезд кирпичного дома, думая: «Все мы тут чокнутые».

Квартира Софии на третьем этаже, и я несусь по лестнице огромными скачками, врезаясь плечом в стену на каждом повороте вместо того, чтобы притормозить. На втором этаже пробиваю в штукатурке дыру, и мне приходит в голову, что рано или поздно придется за это заплатить, что меня беспокоит, потому что когда человек пытается спасти чью-то жизнь, ему должны давать отпущение, господи боже.

Главный удар инерции моего плеча на последнем повороте приходится на перила, разлетающиеся в щепки с достаточного громким треском, чтобы предупредить чужака, что я на подступах. Даже глухой противник ощутил бы вибрацию моего ураганного приближения.

А как же скрытность? Когда-то я был в ней специалистом.

Некогда осторожничать. Мое кельтское шестое чувство, предсказывающее только неприятности, бурлит у меня в нутре. Это вроде паучьего чутья, только пробивающего на дрисню, что сильно испортило бы имидж Питера Паркера, пролетающего над Манхэттеном.

Плохое уже случилось. Я опоздал.

Это ощущение подтверждает дверь Софии, стоящая нараспашку, еще поскрипывая, так что я опоздал на считаные секунды. Секунды.

«О, София, дорогая, – думаю я, опасаясь худшего, чего ж еще можно опасаться? – Я не защитил тебя. Я не спас тебя, чтобы ты стала моей».

Если она мертва, я выслежу этого ее муженька и займусь им не торопясь, обещаю я себе. Может, даже продам видео Гражданину Боль.

Я влетаю внутрь, инерция несет меня через всю комнату, совсем выведя из равновесия.

Безмозглый дилетант. Дурак.

Первым делом мои органы чувств улавливают липкое сопротивление, когда подошвы отрываются от пола. Моя жизнь – это вереница кровавых следов, так что я понимаю, что липнет к моей обуви. Но все равно смотрю, чтобы убедиться, и вижу сетку кровавых ручейков, следующих узору расшивки кафельного пола и образующих неправильный треугольник. На его острие – голова женщины, расколотая ударом, и волосы раскинулись вокруг нее веером, как нимб. София лежит в неудобной позе, и от нее разит каким-то перегаром.

Я забываю все, что знал о поведении в ситуациях, связанных с насилием. Я не категоризирую. Я не откладываю свое горе на потом. Вместо того я веду себя как штатский, с которого впервые сорвали шоры цивилизации, предъявив взору мир во всем его уродстве.

Я разваливаюсь изнутри, ковыляя вперед, пока мой мозг отключает все моторные команды. Я рушусь на пол, кляня людей, повинных в этом зверстве. Я кляну банкира на съезде. Майка Мэддена, Зеба, Веснушку. Всех этих типов. Холера им на головы, и чума на их семьи.

Конечно, все это туфта. Я один навлек это на бедную помешанную Софию. Целуя ее в губы, я зажигал ее, как маяк для нелюдей.

Так что я кляну себя и свои окровавленные руки. Кляну свой рикошетящий рассудок, не способный сосредоточиться на одном даже в самых экстренных обстоятельствах. Я оплакиваю все, что когда-либо случилось. Вереницу трупов, тянущуюся за мной из прошлого вплоть до спутанной груды конечностей в разбитой машине под Дублином.