Плач - Кристофер Джон Сэнсом (2014)

– О нет! – возразил Роуленд. – Богатый Билкнап. Много же ему дало под конец его богатство… – Я промолчал, и он обратился к кипе документов у себя на столе. – Люди секретаря Пэджета прислали мне новые подробности визита французского адмирала в следующем месяце. Событие будет еще значительнее, чем я думал. Я покажу вам переписку. Но сначала, – казначей понизил голос, – мне придется потратить время на этот нонсенс. – Он вытащил из кипы на столе письмо и пододвинул его мне – это была жалоба Изабель, две страницы, исписанные ее аккуратным мелким почерком. Как я и ожидал, она обвиняла меня в сговоре против нее с Филипом Коулсвином, ее братом и архитектором Адамом – «из порочной злобы», поскольку она принадлежит истинной религии, а мы еретики.

– Это совершенный вздор, – сказал я. – Она сама выбрала эксперта.

– Он радикал?

– Нет. Обвинение в ереси, которое она сочинила во время инспекции, перепугало его до смерти. Как я и сказал, это совершенный вздор.

Роуленд издал свой обычный смешок, напоминавший скрип ржавых петель, как будто у него в горле открывались и закрывались двери.

– Я верю вам, брат Шардлейк. Прошло много лет с тех пор, как вы якшались с радикалами, и не так давно мы говорили, как вы стали осмотрительны. Хотя вчера вас не было на мессе.

– Неотложное дело. На следующей неделе я буду.

Казначей откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на меня, поглаживая свою длинную белую бороду черными, как и у меня, от многолетней работы с чернилами пальцами.

– Вы словно притягиваете к себе неприятности, сержант Шардлейк, сами того не зная. Как вы закончили дело с этой сумасшедшей?

– Не повезло. У всех барристеров случаются такие клиенты.

– Это верно. Я рад, что не участвую в этом вздоре. А что Коулсвин – он радикал?

– У него репутация реформатора.

Роуленд бросил на меня колючий взгляд.

– Миссис Слэннинг пишет, что вы ходили к нему на ужин.

– Один раз. Мы подружились, потому что нас обоих довело поведение наших клиентов. Брат миссис Слэннинг – такой же досадный клиент, как и она сама. А она узнала о моем визите, потому что несколько вечеров шпионила за домом Коулсвина. Это дает вам представление об этой женщине.

– Она пишет, что ее брат сошелся с Коулсвином, потому что оба посещают одну и ту же радикальную церковь.

– Это вполне обычно для юристов и их клиентов.

Мой собеседник согласно кивнул и сложил руки домиком.

– Кто представляет ее интересы теперь? Мы знаем?

– Винсент Дирик из Грейс-Инн. Вчера он заходил ко мне, чтобы забрать документы.

Роуленд нахмурился:

– У него дурная репутация. В суде он раздует эту теорию заговора. Вероятно, и жалобу он подстроил.

– Говорит, что нет, что это была идея Изабель. И в этом я ему верю. Но он не сможет удержать ее от дальнейших заявлений в суде.

– Думаете, она может пожаловаться в Грейс-Инн на Коулсвина?

– На это она не имеет права. Он защищает не ее интересы.

Казначей задумался.

– Хорошо. Попытаюсь прекратить это. Напишу миссис Слэннинг, что нет никаких свидетельств обоснованности ее жалобы, и предупрежу о законе против диффамации. Это должно ее отпугнуть, – сказал он самодовольно, хотя я подозревал, что такое письмо только еще больше разозлит Изабель. – А вы, мастер Шардлейк, – продолжал он с сердитым раздражением в голосе, – больше не суйтесь в это дело. Я не хочу, чтобы вы оказались замешаны в религиозных спорах, когда в следующем месяце вам предстоит представлять на торжествах наш инн.

– Если хотите, я могу не участвовать в церемониях, – любезно предложил я.

Наградив меня неприязненной полуулыбкой, Роуленд покачал головой:

– О нет, брат Шардлейк, вы исполните свой долг. Я уже сообщил ваше имя. А теперь посмотрите вот это. – Он протянул мне другой ворох бумаг. – Подробности торжеств.