У кромки океана - Ким Стэнли Робинсон (1990)

– Я ненавидел капитализм потому, что он строился на лжи, – объяснял дед, когда они преодолевали вброд речку, что бежала по дну каньона Хардинга. – Разве не ложь, что люди, каждый из которых преследует собственные интересы, сумеют создать полноценное общество? Грязная ложь! – Плюх! Плюх! – Это была вера для богатых. Ну и куда она их, в конце концов, завела? За что боролись, на то и напоролись!

– Но некоторым нравится быть в одиночестве.

– Разумеется. И от собственных интересов никуда не денешься; те правительства, которые пытались ими пренебречь, обычно садились в лужу. Однако утверждать, что на свете нет ничего важнее собственных интересов, что их ни в коей мере не следует ограничивать, – значит ценить в жизни только деньги. Господи боже! Ну и глупость!

– Но вам удалось с этим справиться, да?

– Точно. С одной стороны, мы поддержали свободное предпринимательство, а с другой – ограничили его и направили на общее благо. Тогда нам казалось, что законы существуют как раз для таких случаев. – Дед рассмеялся. – Учти, паренек: если с умом пользоваться законами, можно устроить революцию. Мы выжимали из них что могли, и большинство одобряло наши действия; против были разве что некоторые богачи, вцепившиеся волчьей хваткой в свое добро. Кстати говоря, эти стычки продолжаются и по сей день и вряд ли когда-нибудь прекратятся.

* * *

Вот именно, думал Кевин, шагая по тропинке за непривычно молчаливым дедом. Борьбе не видно конца, однако Том Барнард решил выйти из игры, чтобы не связываться с молодыми. Быть может, он поступил правильно. Однако им необходима его помощь.

Кевин вздохнул. Они подошли к домику. Том нырнул внутрь, вылил одно ведро воды в чан, а второе выставил на солнце, после чего взял большой нож, кухонную доску и бак для отходов и принялся свежевать кроликов. Замечательно! Лишившись шкур, зверьки оказались неожиданно тощими и весьма похожими в этом отношении на Тома. Кевин отправился кормить цыплят. Когда он вернулся, Том по-прежнему возился с кроликами. Дорис и Надежда сидели на земле под окном кухни. Кевин не нашелся, что сказать.

* * *

– Та конференция, на которой вы встретились, – чему она была посвящена? – спросила Дорис, нарушив затянувшееся молчание.

– Проблемам конверсии, – ответила Надежда.

– То есть?

– Не поможете? – Надежда повернулась к Тому. – Я не настолько хорошо знаю английский, чтобы объяснять подобные вещи.

Том поглядел на нее, встал, подобрал освежеванных кроликов и скрылся в доме. Гости услышали, как открылась, а затем захлопнулась дверца холодильника. Том вышел наружу, вывалил кроличью требуху в мусорный бак и накрыл его крышкой.

– Мы обсуждали, как лучше поступить с военными заводами, – сказала Надежда, пожав плечами. – Экономика крупных стран ориентировалась на военные нужды, и перевести ее, что называется, на мирные рельсы оказалось достаточно сложно. Если уж на то пошло, никто просто-напросто не хотел рисковать. Требовалось разработать конверсионную стратегию. В Сингапуре собралось много народу, как сторонники конверсии, так и ее противники. Помните генерала Ларсена? – справилась она у Тома. – Генерал ВВС США, глава Отдела стратегической обороны…

– Кажется, помню, – отозвался Барнард.

Он прошел в огород и принялся собирать помидоры. Надежда последовала за ним, подняла с земли корзину, в которую он складывал овощи, и сказала:

– По-моему, из-за таких, как он, конверсировать аэрокосмическую промышленность было труднее всего.

– Может быть.

– Вы считаете иначе?

– Может быть.

– Но почему?

Наступила продолжительная пауза.

– С аэрокосмической промышленностью все упиралось в энергию, – наконец изрек Том. – Но кому нужны танки? Или артиллерийские снаряды?

Снова погрузившись в молчание, он сначала подобрал очередной помидор, а затем осуждающе поглядел на Надежду: мол, чего пристала. Кевин невольно посочувствовал деду.