Дочь Сталина - Розмари Салливан (2015)

После своего возвращения из СССР Светлана возобновила былую дружбу с Розамонд Ричардсон. Та уже была довольно известна благодаря своим книгам о садоводстве и кулинарии. У нее был особый дар писать о кухнях различных стран и народностей в их культурном контексте. Как-то раз, когда они со Светланой встретились в Сафрон-Уолдене за чаем, Светлана вдруг повернулась к Розамонд и заявила: «Мы должны вместе написать книгу». По воспоминаниям Ричардсон, это было так, будто эта идея внезапно влетела к ним в окно. Светлана предложила создать новую книгу на основе тех интервью, которые Ричардсон ранее брала у нее. В ее представлении, она могла бы рассказать в ней о семействе Аллилуевых и о наследственной цепочке сильных женщин в их роду. Ей хотелось объяснить читателям, как революция уничтожила их семью. Только лишь здоровая злость и черный юмор помогли ее бабушке сохранять рассудок. Все свои последние годы Ольга, мать Нади, прожила в Кремле в одиночестве. Как-то она объяснила Светлане, как ей удалось выжить. Она говорила: «Ты знаешь, я делаю так: завариваю для себя чай. Ставлю его на стол перед собой и говорю: «Битте шон!» (нем.: «Не отведаете ли?»), – и сама себе отвечу: «Данке шон!» (нем.: «Большое спасибо!»), а потом сажусь и пью его». Ее бабушка не могла противопоставить ничего злодействам Сталина, но стоическая самодисциплина и жесткий юмор помогали ей справляться с невзгодами.

Слушая рассказы Светланы, Ричардсон горячо сопереживала ей: «Как много вы страдали!» На это Светлана отвечала, что она сама вовсе не страдала, в отличие от людей, которые прошли через лагеря. Она часто вспоминала об Ирине Гогуа, которая была очень близка с Надей. Гогуа арестовали в середине тридцатых годов, и она провела семнадцать лет в заключении и ссылках. Ирина никогда не рассказывала в подробностях о том, что с ней происходило, но она объяснила, как ей удалось выжить. Светлана повторяла слова Нины, которые были словно каленым железом выжжены в ее памяти: «Я доказала для себя одну вещь. Я приняла то, что произошло со мной, как факт. Свершилась несправедливость. Я ничего плохого не сделала, но должна была вынести все. Иначе было нельзя: я видела, как другие люди не могли понять и принять произошедшее, они протестовали и разбивали себе лбы о тюремные стены, и очень скоро они умирали». Светлана добавила к этому: «О, да, люди там становились мудрее. Когда случается самое плохое, мудрость приходит сама».

Их совместный с Ричардсон проект вскоре стал книгой, посвященной истории семейства Аллилуевых. Переполненная радостными предчувствиями Светлана несколько раз звонила в Москву тем родственникам, которые обычно не выступали на публике. Она убеждала их: «Пригласите к себе Роза-монд. Она правильный человек». С благословения Светланы Ричардсон полетела в Москву вместе с переводчиком и целую неделю брала интервью у двоюродных братьев и сестер Светланы и других членов их большой семьи. Наследники Аллилуевых были с ней откровенны и передали трагические истории пребывания их близких в тюрьме, рассказали о потерях и исчезновениях, пережитых при Сталине.

Проблемы начались, когда Ричардсон вернулась в Лондон. Светлана хотела послушать записи интервью и перенести их на бумагу, но Ричардсон не дала ей кассеты. Она знала, что Светлана временами была «непростым», по ее словам, человеком, а кое-кто из родственников отзывался о ней в интервью не так уж благосклонно. К тому же их рассказы были «о том, как всем жилось в тени фигуры Сталина, и неприятные для всех воспоминания так и лезли изо всех щелей. Я знала, как эмоционально хрупка была Лана, и я просто не хотела корежить ей душу теми вещами, которые ей знать было не обязательно». Позднее Ричардсон признала, что совершила ошибку. Светлана вполне могла принять все услышанное.