Дочь Сталина - Розмари Салливан (2015)

Тихо прозвонил колокольчик на дверях чайной, и кряжистая, грузная женщина со слезящимися глазами и красной сеткой лопнувших венок на щеках подозрительно заглядывает вовнутрь. В это морозное утро в уединенной деревеньке, затерянной на берегу моря в юго-западных графствах, нет практически никого. Но, несмотря на это, она натягивает поглубже берет, поднимает воротник пальто из верблюжьей шерсти и требует столик в самом неприметном углу. Светлана Питерс (урожденная Сталина), чья речь была странной смесью салонного английского и восточноевропейских идиом, спрашивает меня: «Скажите, пожалуйста, как вы нашли меня здесь?»

Это было описание некрасивой старухи. Светлана утратила свою собственность, свою внешность, свою индивидуальность. Все, что у нее оставалось – это ее чувство собственного достоинства и сила воли. Когда Джонс уточнил у нее, не собирается ли она уйти в какой-нибудь итальянский монастырь, она отвергла такую возможность: «Мне не нужны священники. Я самодостаточна». Интервью она оборвала фразой: «Достаточно… Теперь так – когда мы выйдем отсюда, вы пойдете налево, а я пойду направо».

Она снова написала Филиппе Хилл: «Мы не должны забывать о том, что полицейское государство в России никогда не прекращало существовать и что все их нынешние лидеры легко прибегают к былым методам насилия, когда это последнее оставшееся у них средство. Я влезла в гущу кипящих ныне страстей и теперь нет никакой возможности, что сторонники старого доброго порядка в России будут рады мне, моя сторона – либеральное движение». Когда два года спустя, в 1998-м, защитница прав человека Галина Старовойтова была застрелена в своем подъезде в Санкт-Петербурге, это лишь подтвердило правоту слов Светланы. ФСБ (так теперь именовался КГБ) была параллельной структурой власти в ельцинской России и действовала с ощущением полной безнаказанности. Светлана писала тогда Филиппе об убийстве Старовойтовой: «Моя дорогая, они совсем не изменились! Как это ужасно!»

Очень скоро после того, как «Дэйли Мэйл» взяла у нее интервью, Светлана снова переехала. У «Эббифилд» нашлось свободное место в старом викторианском доме в окрестностях Редрута как раз тогда, когда это было ей нужно. Она сказала Мэри Баркетт, что сворачивает свою юрту и кочует на новое пастбище, – это был порыв кочевника, одно из качеств, которые Светлана унаследовала от своего дедушки Сергея. Ее новый дом был расположен в Редруте на Клинтон роуд, 52, и ей понравился этот маленький городок с узкими викторианскими улочками. До моря было всего лишь полчаса на автобусе.

Почти весь следующий год Светлана провела, переписываясь со своими корреспондентами, но иногда ее одиночество прерывалось визитами друзей. Наконец ей удалось выбраться на месяц в США, чтобы встретиться с Ольгой в Висконсине и рассказать Филиппе Хилл и Мэри Баркетт о том, какой любящей и даже чрезмерно заботливой стала ее дочь. Теперь Ольга часто звонила, присылала подарки и интересовалась в письмах, что нужно ее матери? Когда Светлане было не с кем поговорить, она прогуливалась по окрестным холмам и берегу моря, делая пейзажные снимки. В юности она вместе с братом Василием научилась проявлять пленки и печатать фотографии в затемненной комнате в Кремле. Филиппа прислала ей в подарок абонемент на бесплатное посещение галереи Тэйта в Сент-Айвсе. И еще она прислала деньги, чтобы Светлана смогла купить себе удобные туфли для прогулок, за что та была ей безмерно благодарна.