Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс (2013)

Затем Матиас повел лошадь с повозкой в сторону шпиля Нотр-Дам и реки. Фроже пожевал губу, а потом махнул сидевшим за столом товарищам и поспешил за ним.

– У его светлости появились новые компаньоны, – заметил сержант.

– Это не должно тебя беспокоить. Другое дело – четыре недостающие стрелы.

Фроже задумался, и лицо его стало белым, словно сыр.

– Четыре?

– Я отломил концы с оперением и сжег, так что их происхождение не смогут отследить.

– Кто будет выяснять происхождение четырех стрел среди этой кровавой бани?

– Все дело в том, где их найдут. События потребуют расследования, так что подумай: может, стоит потерять весь колчан. Сам говорил: неразбериха, гугеноты, воры…

– События?

– Чем меньше ты знаешь, тем убедительнее изобразишь удивление, а еще лучше, потрясение, когда по роду службы тебе сообщат подробности.

– А мне сообщат подробности, ваша светлость? Даже в такой день?

– Вне всякого сомнения. Кстати, не забывай, что мы оба в этом замешаны. Мы сообщники, если можно так выразиться. Поэтому избавь меня от формальностей, когда мы одни, – они действуют мне на нервы.

Сержант был либо прирожденным философом, либо имел богатый опыт рискованных и нечистоплотных интриг, поскольку выслушал эти откровения без всякой жалости к себе или раскаяния.

– Может, стоит потерять и лук? – спросил он. – Хотя нет, в это будет труднее поверить. Я оставлю колчан – с перерезанным ремнем – в таком месте, где его найдет какой-нибудь бродяга. Он продаст колчан за стакан вина, и к вечеру меня уже нельзя будет вычислить.

Госпитальер понимал, что из него вытягивают деньги, но решил, что позволит Фроже одержать маленькую победу, еще больше привязав его к себе.

– Твои товарищи надежны? – спросил он.

– Верить нельзя никому, – ответил сержант, и по его взгляду было понятно, что это относится и к Тангейзеру. – Но как вам должно быть известно, ничто так не укрепляет надежность человека, как звон золотых монет.

– В этом городе без денег нельзя пройти и сотни шагов. Я куплю кувшин вина.

– Думаете, мы платим за вино? – усмехнулся Фроже, но внезапно насторожился – он явно что-то заметил. – Дайте мне одеяло.

Матиас вернулся к повозке. Он не сомневался, что Юсти и Паскаль, а может, и Флер, внимательно слушают каждое слово. Приложив палец к губам, иоаннит взял одеяло и отдал его Фроже. Сержант нырнул в переулок.

Вернулся он с луком за спиной и бросил одеяло в повозку. Колчан исчез. Сержант кивнул, указывая на костлявую фигуру человека, который приближался к ним, шлепая босыми ногами по грязи. Из одежды на нем были только штаны, а доходившая до груди борода придавала ему вид какого-то библейского пророка. В одной руке у него был кривой посох, а другой он удерживал на голове громадный узел, края которого свисали на глаза, словно поля какой-то странной шляпы. Над узлом, раскачивавшимся из стороны в сторону в такт шагам его хозяина, вился рой блестящих синих мух.

– Это «Карл Великий, император Священной Римской империи», – объяснил Фроже. – Пусть его допросят. Он скажет, что колчан – подарок святого Людовика. И сам в это поверит.

– Нет, только не он! – Из-под парусины показалась Паскаль. – Юсти, иди и принеси колчан.

Пока Тангейзер обдумывал нравственную проблему – стоит ли обрекать безвредного сумасшедшего на дыбу и раскаленные щипцы в Шатле, – юный гугенот спрыгнул на землю и побежал в переулок. Остальные откинули парусину и бросили ее на дно повозки. Фроже, будучи прежде всего практичным человеком, удивленно замер.

– Эй, да это же девчонки Тибо! – воскликнул он.

– Я Анна Дюран, – представилась Паскаль.

– А я Женевьева Ленуар, – сказала Флер.

Фроже цыкнул зубом:

– Что же вы тут делаете вместе с этими шлюхами?

– Долгая история – чтобы ее рассказать, потребуется еще одна бутыль вина, – ответил Матиас. – Брось колчан в реку.